Дикая Роза. Семь лет спустя
Шрифт:
— Ты, наверное, вообразил себе бог знает что? — Сатурнино был без машины, они шли к лабораторному корпусу пешком. — Бактериологическое, или химическое оружие, а? Уверяю тебя, мы занимаемся фундаментальными исследованиями, а попутно ищем средства против СПИДа и рака. Но тут случилась одна неувязка. Некий чудак, он работал здесь до тебя, синтезировал хитрое вещество, мельчайших частиц которого достаточно, чтобы отправить человека в бессознательное сонное состояние. Чудак по окончании контракта вывез неизвестное количество вещества в Мехико и продал там, очевидно, нехорошим ребятам. В госпитале у профессора Матеоса сейчас уже лежат несколько человек с подобным диагнозом. Нам не хотелось бы быть
— Не лучше ли было привезти сюда силой того, кого, ты называешь чудаком?
— Поверь, его ищут, но никак не могут найти.
— А кому принадлежит лаборатория? Тебе?
— Увы, дорогой Сильва, я недостаточно богат для этого. Хотя не скрою: мечтаю, что когда-нибудь стану здесь не только распорядителем, но и полным хозяином.
— Так кто же платит деньги?
— Одно частное лицо, сравнимое с Ротшильдом.
— Такой бескорыстный человек, полный бесконечного уважения к чистой науке?
— А ты можешь себе представить, сколько готовы заплатить люди, чтобы выздороветь от смертельных болезней? Он вкладывает свой капитал самым надежным образом. И не прогадает.
Последнюю фразу Исагирре произнес особенно отчетливо и громко, хотя они уже находились не на улице, а в корпусе и их мог кто-то услышать. Сильва думал, что они пройдут прямо в лабораторию, но Сатурнино избрал другой путь, и они оказались в небольшой комнате за массивной металлической дверью. Стол, три стула, хороший компьютер и два сейфа, вмонтированных в стену, — больше в комнате ничего но было.
— Садись! — Исагирре указал на место за столом, а сам подошел к одному из сейфов, быстро набрал шифр, открыл и вынул оттуда зеленую папку. — Сегодня ты работаешь здесь. С перерывом на обед, разумеется. Бумага и ручка — на столе, понадобится в туалет — нажми вот эту клавишу. Счастливых тебе догадок, Мигель!
Сильва открыл папку и начал читать. Хитрое вещество не имело почему-то научного названия, хотя формула его приводилась, и проходило в материалах как «СФ». После общего описания «СФ» шли более подробные характеристики всех его составляющих, очень тщательно было объяснено воздействие препарата на живые организмы: мышей, собак, обезьян… Отдельной главой шло описание того, как реагируют на «СФ» человеческие органы в отдельности и весь организм в целом. «Стоп, — сказал себе Мигель, — что-то здесь не так. Уж очень хорошо они знают это воздействие, до малейших симптомов. Это не могло быть получено из третьих рук, только их собственные опыты, в том числе и на живых людях, могли принести подобные результаты. Значит?… Значит, Исагирре бессовестно врет: не было никакого ученого-чудака, «СФ» появилось не случайно. А если и случайно-то… Как это он сказал в конце: чтобы выздороветь от смерти, люди заплатят огромные деньги; хозяин не прогадает, вкладывая сюда капитал? Поистине сатанинский замысел: человечество еще не в силах справиться с многими старыми болезнями, а эти мизантропы изобретают новые, чтобы баснословно обогатиться затем на людском горе!»
Сильва выскочил из-за стола, отчаяние и злость переполняли его, ему хотелось сию же минуту найти Исагирре и плюнуть ему в лицо, крикнуть, что он не согласен участвовать в таких делах даже под страхом смерти. Но входная железная дверь была закрыта наглухо, и пинать ее легкими спортивными туфлями было просто бессмысленно. С трудом взяв себя в руки, он прошел в туалетную комнату, опустил голову в раковину и открыл холодную воду.
Все силы ушли у него на то, чтобы скрыть от Сатурнино свою слабость, растерянность, отчаяние и злость. «Как-то
В столовой он представил Мигеля как замечательного ученого, вызвавшегося помочь коллегам в решении благородной задачи. Их лиц и имен Сильва почти не запомнил — не до того ему было, лишь автоматически отметил про себя, что большинство из представленных были иностранцами, причем не многим старше тридцати лет.
Кое-как он отбыл этот мучительный день, сквозь зубы отказался от предложения Сатурнино искупаться в бассейне и, доковыляв до своего коттеджа, рухнул на кровать не раздеваясь. Все тело ныло, как будто он не за столом сидел, а махал тяжелым молотом в кузнице. Но еще хуже была тупая боль в голове. Отчаяние затопило его…
А потом он все же забылся, уснул и увидел маму: «Самое главное, Мигель, не отчаиваться никогда в жизни, что бы ни случилось…»
Кофе в пять утра, сигарета за сигаретой и желание собрать всю свою волю в кулак, чтобы ударить затем этим кулаком по ядовитому гнезду Исагирре и его неведомому хозяину…
Глава тринадцатая
— Признайся, дорогая, ведь ты волнуешься и сегодня? — Рикардо бережно дотронулся до руки жены. Только что они совершили прогулку вместе с детьми и поиграли с ними в мяч.
— Только чуть-чуть, и больше из-за нового платья — успеют ли. его закончить к, пяти, — чем из-за концерта.
— Ну в конце концов можно обойтись и без обновки на вечер. И в прежних артистических нарядах ты восхитительна.
— Спасибо, Рикардо? Но мне все же хочется закончить второе отделение в новом платье — это мое внимание и уважение к публике. Все-таки третий, и последний, мой вечер в Большом зале. После него подписание контракта и — прощай, Мехико? — долгие гастроли в Европе.
— Как мне не хочется, чтобы ты уезжала? — непроизвольно вырвалось у Рикардо.
— Такова моя профессия, милый. Не сердись, тебе не идет. Потом, ведь ты же можешь поехать со мной?
— А мой бизнес? Ты совсем его не уважаешь?
— Напротив, он меня тоже беспокоит. Но ведь в любом случае ты всегда сможешь приехать ко мне на несколько дней. Разлука только обострит нашу любовь.
— Ты, как всегда, права, дорогая. — Рикардо потянулся к ее губам, и поцелуй их длился бесконечно. Наконец Роза шутливо оттолкнула его:
— Кабальеро так увлекается, что может опоздать на деловую встречу?
— Ради вас, о прекрасная, я готов позабыть обо всем! Так ты правда не волнуешься?
— Волнуюсь, конечно, ведь сегодня должна окончательно решиться моя артистическая судьба. Но все-таки уже не так, как перед первым выступлением в Большом. Тогда меня просто лихорадило.
— Да, уж никогда не забуду, как ты на полдня закрылась от меня.
— Прости, дорогой, больше это не повторится.
— Рад слышать, моя королева. Но разреши перед тем, как мне уйти, немного подбодрить тебя. Ты самая чудесная, самая талантливая и очень сильная женщина. Это я тебе не как муж говорю, а как объективный поклонник твоего дарования. Роза, ты уже покорила на двух концертах самую чопорную публику Мехико. Сегодня аудитория должна быть подемократичней, так что беспокоиться не о чем. Прежде я очень переживал, что ты певица, мне казалось, что это уводит нас друг от друга. Теперь я уже так не думаю, я уже начинаю гордиться, что моя жена — артистка. Я люблю тебя, Роза!