Дикая весна
Шрифт:
«Ясное дело, необходимо», – думает Малин. И против своей воли начинает думать о наследстве, оставшемся от мамы, – знает, что в нынешней ситуации папа получит все, однако жадность сжимает горло. Она не отказалась бы получить хоть часть тех миллионов, которые можно выручить от продажи их квартиры на Тенерифе.
Я хочу!
Дай мне!
Это мое!
Жадность человеческая – лучший друг зла. Плевать мне на это гребаное наследство.
– Да все будет в порядке, – говорит Малин, заставив себя не думать
Папа кивает, но продолжает:
– Дело не в этом, дело в том, что…
– Понимаю, это тяжело, – говорит Малин. – Но мы будем там вместе. Все уладится.
– Мне тоже надо присутствовать? – спрашивает Туве.
– Нет, тебе необязательно, – отвечает папа. – Ну что, мы закончили?
Туве кивает и кладет полотенце на край мойки.
– Я должна ехать в отделение, – говорит Малин. – У нас сейчас будет очень много работы.
Никто до сих пор ни словом не заикнулся о взрыве. Словно то, что произошло всего в пятистах метрах отсюда, – совсем другой мир.
– Мы понимаем, – произносит Туве. – Мы смотрели экстренный выпуск новостей. А это правда – про детей?
Она не напугана. Не жаждет сенсационных подробностей. Просто ей любопытно. Она слишком хорошо отдает себе отчет в том, какую грязь мир может вылить на человека, – и слишком хорошо для своего возраста подготовлена к восприятию этой грязи.
– Не могу сказать.
– А что же вам тогда известно? Хоть что-то ты можешь сказать?
Тут Малин осознает, что им ничего не известно – кроме того, что они сами не имеют права поддаваться панике, что шок среди жителей города по поводу случившегося не должен перекинуться на полицию. «Мы должны сохранять голову в холоде, – думает она. – Мы просто обязаны, но это будет нелегко. Кто знает, какие идеи возникнут у Карима?»
Малин оставила их в кухне, в обрамлении ярко-зеленых кухонных шкафчиков, которые наверняка были последним писком моды лет двадцать назад. «Похоже, вам хорошо вдвоем», – думает она, сбегая вниз по лестнице.
Оке Форс видит свою дочь из окна гостиной.
Как весна окружает ее, как желтые крокусы на пригорке тянутся к ней, словно хотят попросить у нее защиты от неизвестности будущего.
Он касается пальцами одного из цветочных горшков, думает о том, что никогда не сможет рассказать ей всю правду – сцена будет разыгрываться на встрече у адвоката. Все должно идти своим чередом и все образуется – ведь должно же все как-то утрястись, не так ли?
Он видит, как Малин проходит мимо «Ягуара» Янне, – свет падает так, что ее светлые волосы кажутся нимбом над головой. Он видит, как сияет этот нимб, и думает: «Ты и понятия не имеешь, какая бомба вот-вот взорвется в твоей жизни. Даже представить себе не можешь – но я надеюсь, что ты простишь меня».
Доска в конференц-зале уже почти вся исписана, когда Малин, последняя из всех полицейских оперативной группы следственного отдела, входит туда.
На ней по-прежнему длинное черное платье. Она чувствует, как неуместно оно сейчас выглядит. К тому же оно покрыто грязью и пылью.
Коллеги вернулись с Большой площади. Все в сборе. Как и на платье Малин, у всех на одежде пятна грязи и пыли, напоминающие о тревоге, грязи и хаосе на площади.
Тем не менее
Малин садится напротив Зака.
Ей хочется выглянуть в окно на площадку детского сада. Дети как раз на прогулке – они возятся в песочнице, катают пластмассовые машинки, прыгают через скакалочку, залезают на новую горку, установленную на площадке всего пару месяцев назад. Яркие цвета, в которые раскрашена горка, заставляют Малин неожиданно вспомнить состояние тяжелого похмелья.
Полицейские молча ждут, что Свен Шёман, которому выпала роль руководителя предварительного следствия, начнет первое совещание о ходе расследования взрыва, произошедшего у банка «SEB» на Большой площади Линчёпинга 7 мая, – взрыва, унесшего жизни двух девочек, личности которых пока не установлены, взрыва, при котором еще пять человек получили серьезные ранения.
Свен перестает писать на доске, оборачивается – и полицейские надеются на чудо, что он каким-то непостижимым образом уже разрешил это дело, так что они могут сказать: «Опасность миновала», – и сообщить об этом всем жителям города.
Но этой весной в Линчёпинге чудесам, видимо, нет места.
– Хочу сказать вам сразу, – говорит Свен Шёман, – сюда направляется СЭПО [2] . Речь может идти о деятельности, направленной на подрыв общества. Формально же ответственность возложена на нас, мы будем помогать СЭПО в их параллельном расследовании, однако не можем рассчитывать на их помощь.
2
СЭПО – служба государственной безопасности Швеции.
– Скоры они на руку, – шипит Экенберг.
– Успокойся, Вальдемар, – отвечает Карим Акбар. – Я только что беседовал с Карин Юханнисон. Для полной уверенности она провела экспресс-анализ дыры, образовавшейся на месте банкомата – там действительно была заложена бомба. Так что нам потребуется помощь. Похоже, бомбу подложили рядом с банкоматом, а не внутри его, и большая часть взрывной силы была направлена вовне. Судя по всему, это был зарядище мощностью в одну килотонну. Ранее при попытке взорвать банкоматы с целью получения денег использовались заряды меньшей силы – раз в двадцать меньше. Так что мы можем исключить версию о том, что речь идет об обычной попытке ограбления.
Свен указывает на доску.
Похоже, все остальные согласны с ним – это не обычное преступление.
– Я записал возможные версии, – говорит Свен, – которые мы могли бы обсудить. Прежде всего нас интересует вопрос, кто может стоять за таким действием.
«Действием», – думает Малин.
Щека. Глазик, уставившийся на нее.
Два маленьких ребенка убиты.
А Свен называет это «действием», но это всего лишь способ дистанцироваться от произошедшего, – это необходимо, чтобы расследование шло максимально эффективно.