Дисциплина и Портянки
Шрифт:
так что пока потратим время на это.
Она закатывает глаза и шлёпает его шутливо по плечу.
Тем временем поле полуодичавшей травы и полевых цветов, которая казалось бесконечным, медленно преодолевается.
Ветер колышет стебли, цветы качаются в такт шагам, и лёгкое вечернее солнце освещает последние мгновения относительного спокойствия.
Впереди, на горизонте, лес уже не выглядит тонкой полоской.
Он теперь — тёмная,
Словно не просто деревья, а что-то большее.
Что-то, что знает, что к нему снова идут люди.
Один из бойцов с арбалетом — пожилой, с длинной бородой, поджатыми губами — молча начинает проверять натяжение тетивы.
Другой, молодой, с ржавым мачете на спине, сдвигает брови, вглядываясь в тень под деревьями.
Один за другим, все начинают сосредотачиваться.
Разговоры стихают. Смех затихает.
Начинается то, что все ненавидят, но к чему привыкли: поход в лес.
И пусть сегодня они идут не ради выживания, а ради добычи…
Гримм не всегда понимают разницу.
* * *
Караван медленно продвигается сквозь лес.
Трава становится всё гуще, воздух — тяжелее, влажнее. Кривые, словно скрученные в судороге стволы деревьев нависают, а ветки тянутся, будто хотят остановить, задеть, ухватить.
Свет тускнеет, и день кажется словно на паузе, застывшим.
Следы боя видны повсюду.
Кора деревьев — испещрена пулями.
В земле — воронки от взрывов.
Тут и там — обугленные пятна.
Местами валяются останки гримм — мёртвые, но всё ещё угрожающие и по-прежнему зловещие, словно продолжали бы дышать, если бы кто-то отвернулся.
Их аккуратно проверяют — если туша более-менее целая, бойцы поднимают её с усилием и грузят на телеги, а когда те заполняются, то сразу едут обратно с небольшим сопровождением.
Кости на суп, панцири на броню, мясо — кому повезёт.
Роман идёт рядом с телегой, не держась за поручни, просто смотрит по сторонам, устало, задумчиво.
— Мда… — бормочет он, глядя на дерево, пробитое десятками выстрелов. —
Весело тут было. Ну, по крайней мере вояки свое дело делают.
Нео, идущая чуть впереди, улыбается как всегда — с лёгкой игривостью, будто это очередное приключение.
Роман замечает: её левая нога дрожит, совсем немного, почти незаметно, как будто мышца отказывает.
Он обходит телегу, приближается, наклоняется и тихо говорит:
— Нео!
(Пауза.)
— Слушай… когда мы вернёмся — я тебе куплю мороженого.
Того, как
И с этой дурацкой присыпкой, от которой язык потом синеет.
Она смотрит на него — в её глазах на мгновение появляется нечто искреннее.
Доверие. Усталость. Радость. Благодарность. Всё сразу.
И она кивает. На этот раз — без иронии.
Нога перестаёт дрожать.
Караван продолжает двигаться глубже в лес.
Теперь — уже не просто мимо случайных тел, а сквозь бойню.
Здесь было основное сражение: по деревьям — следы артиллерии, по земле — канавы, множество тел гримм, оторванные части бронежилетов, каски, куски формы, стрелянные гильзы…
Все вокруг начинают говорить тише.
Кто-то перестаёт шутить. Кто-то снимает шапку.
Кто-то просто стискивает рукоятку мачете покрепче.
И Роман молчит.
Он идёт рядом с Нео, одной рукой чуть касаясь её локтя.
На всякий случай.
* * *
Караван выходит на открытую поляну — редкое пространство в этом жутком, давящем лесу.
Она словно спрятана между деревьями, обрамлённая корявыми стволами, как рамкой из мрачного сна.
Здесь нет тел, только густая трава, ягодники, кое-где — грибы, выглядывающие из тени.
Пахнет влажной землёй, перегноем и древесной смолой.
Борис — уже в кожаной броне с листами металла от синего автомобиля и широкими наплечниками из рифленого железа в три слоя — поднимает руку с копьем:
— Так, разбредаемся! Ягоды, грибы — в мешки! Кто не собирает — в охрану! Гримм может быть и отбиты, но не добиты!
Все тут же двигаются: одни приседают к кустам, другие поднимают арбалеты, карабкаются на пни, встают на дозор. Пошёл тихий говор, кто-то спорит, какой гриб съедобен, кто-то уже вытаскивает нож, чтобы срезать корень.
А Роман с Нео всё ещё стоят около телеги, как будто вся эта сцена их вообще не касается.
Он задумывается и говорит, глядя в кроны:
— А вот помнишь, Нео…
(Она чуть поворачивает голову.)
…мы ведь тогда попытались украсть ту вазу? Ну, из Мистраля.
Та, что вроде бы принадлежала самому императору Мантля…
(Пауза. Она делает знак, короткий, колючий.)
— Да-да, — усмехается Роман. — Кое-как спасли свои шкуры.
Нас ведь тогда чуть было не замуровали в бетон.
Из-за тех крутых ребят.
Но мы ведь смогли отбиться и сбежать.
Я вот подумал…
(Глядит вдаль, нахмурившись.)
Походу он нас тогда-то и заприметил.