Дисторшн
Шрифт:
Мы «поигрались» (пишу в кавычках, потому что это действительно так) с гитарой. Вернее брат. Он был первым. Мне еще предстоит. В общем, сняли «старую шлюху» (гитара не обижайся), надеясь, что та еще что-то может, а мы уже что-то умеем. И мы проиграли. Она-то определенно умеет многое, при правильном подходе, а вот мы… ни фига. Совсем. Брат пытался зажать хоть какой-нибудь аккорд – безрезультатно. Вернее, результат есть, но нулевой. Путем проб и ошибок, я выбрал для него (и на будущее для себя) аккорд Am. Почему-то мне показалось, что его зажимать легче всего, к тому же он такой же, как и E, только зажимается на других струнах – решил пойти рациональным путем – научимся брать один, в багаже будет уже два. Неплохо, да? Сто процентов! Но еще не сейчас. Брат пробовал его «взять» всего около получаса, а пальцы, ноет, болят будто по наждачной бумаге водил ими – кончиками. Хотя боль приятная, говорит, все равно, потому что рабочая. Я согласился. Это как в детстве, помню, приехали к кому-то из друзей родителей на дачу (у нас нет и не было – мы цветы городские) и нам с
Ковырялись-ковырялись, но выкопали – причем, склонили нас к этом в стиле Тома Сойера, кто-то и взрослых начал, что-то там под руку болтать о том, как это здорово и тому подобное, и мы с братом не успели заметить, как лопата уже драла наши ладони. И достаточно, сволочь, безжалостно. Но вспомнил я это к тому, что после того, как яму мы «сдали» – чувство охватило нас совершенно фантастическое, казалось, что в первый раз в жизни мы сделали что-то совершенно необыкновенное, а потому арбуз, который мы после ели, был совершенно заслуженным. А еда, если заслуженная, она вкуснее. Халявная слаще, а заслуженная – вкуснее. Думаю, как-то так. Так вот похоже и с пальцами. Еще не заслуженно, потому как яма еще не выкопана, но уже за дело. Только вот где мое «дело»? С братом решили. А что со мной?
Дернулась одна мысль, вторая. Подумал о том, о сем. Подумал о чем-то, что нужно было обязательно записать или хотя бы упомянуть. Решил, что нужно встать и записать. Передумал. Решил встать и записать хотя бы то, о чем подумал сейчас, чтобы попросту не забыть это «то» утром. Передумал. Решил, что это настолько важное, а главное умное, что забыть это никак не получится. А потому можно спокойно порассуждать об этом в утренней записи. Да, решил все именно так. И больше уже не передумывал. А зря… Потому что «прогулка в сон» уже все равно была испорчена. Так как прошло слишком много времени, и твой усталый мозг подумал, что раз ты никак не можешь успокоиться, то следует передумать и решиться уже ему, так как испугался, что как только он вновь попытается расслабиться, ты вновь сдернешь с него одеяло и заставишь «вскочить» по тревоге. А потому, он как совершенно нормальный, рассудительный и, конечно же, единственный рациональный орган (ага, в отличие от члена – тот может и нормальный, хотелось бы верить, но уж точно не рассудительный и не рациональный), решает, что легче еще какое-то время пободрствовать, чем заниматься этим ментальным «онанизмом» (что хорошо, как раз для члена, а не для мозга).
И вот ты лежишь – заснуть уже не можешь, встать, кстати, тоже, потому что энергии, выделенной тебе твоим телом, хватает только на то, чтобы как раз лежать и крутить в башке пару-тройку мыслишек, которые тебе очень и очень нужны сейчас, очень и очень нужны в дневнике, но совершенно не нужны сейчас твоему телу. И оно отправляет их видимо куда-то далеко-далеко, угу, в бессознательное. Далее, ты, конечно, все-таки засыпаешь, но спишь беспокойно, и, наконец, просыпаешься… И что? А то, что ты ни черта не помнишь из того, что должен был, просто обязан был помнить, чтобы записать в дневник. То, что должно было стать смыслом всей сегодняшней дневниковой записи. Так и получилось. И это первая причина утра сонного.
А вторая – это все то же бессознательное, то, куда летит все, что тебе кажется важным, но в далекой перспективе. И, видимо, там я сегодня ночью умудрился покопаться, в том самом разуме, сон которого рождает чудовищ. Вот мне парочку и подкинул мой собственный разум. Непонятно зачем, неизвестно на кой (привет Никифору Ляпису-Трубецкому), хотя это, в общем-то, один и тот же вопрос. Единственное, кому я его должен направить, а? А главное, что с ними теперь делать. С кем? Да со всеми: и со сном, и со снами, и с разумом, и с чудовищами.
Проголодался. Видимо, мозг и впрямь потрудился ночью – просто необходима добрая порция углеводов, которая тут же приструнит эту сволочь калориями. Иду жрать. Братила сам придет. Услышит и прискачет. Жрать любит, особенно, когда приготовлено. Сам такой. Иду делать бутерброды. Хлеб потолще, колбаса потолще, масло не жалеть. Отличный рецепт. Ну а чайком все это дело оросим. Здорово! Продолжение следует… сегодня. Расскажу о бессознательном, о том, что приснилось – уфффххххаааа… Приказано ждать!
решили учиться играть – дневное время самое то, даже если кому-то не понравятся звуки нашего обучения – плевать, имеем право. Вечером уже даже собственная мать, уставшая после работы, может «попросить» не издавать эти амузыкальные пассажи. Приходиться мириться, приходиться
Брат, как только проснулся, сразу же схватил в руки гитару. Я смотрел, «завидовал», слушал и снова смотрел. В общем, сидел рядом и пытался учиться хотя бы внутри своей головы. Часа полтора, не меньше, брат пытался поочередно долбить аккорды. Пока еще ничего не получается, но было бы желание. Пару раз он тренькнул очень даже мелодично. Ха-ха.
Кстати, заметил, что одна из песен в тетради – это «Прогулки по воде» Наутилуса (видимо, какие-то более-менее свежие добавки владельца). Был приятно удивлен сим фактом, так как приятнее изучать то, что нравится – гораздо приятнее и гораздо лучше со стороны обучения – знаю и мотив, и слова. Хорошая песня. А остальные подкачали, конечно. Не совсем в моей вкусе (некоторые даже не знаю в принципе). Поэтому оставляю выбор на ней. Когда доберусь, конечно. А братец вон, уже мучается. Мучается сам и мучает гитару. Я его в итоге выгнал в родительскую гостиную, а сам воссоединился с тобой, Дневничок, ну или с вами, то есть с тем, кто это читает (с недавнего времени я стал подумывать о том, что когда-нибудь это действительно может кто-нибудь прочитать – мало ли я не догляжу, или дети, или внуки, или еще кто, мне все равно в общем-то, да, я решил). Поэтому, Дневник, тебе я теперь отвожу роль собирательную, то есть на твоих страницах буду писать что угодно, ну а ты получаешься вроде как коллекционер-собиратель все того, что сюда помещу, хотя, конечно, это очень и очень образно, так как кроме как собирать ты ничего больше делать и не сможешь, да и это, по сути, от тебя совсем не зависит – пришел, увидел, написал… Я! Ну а ты как сосуд все это вмещать будешь. И хорошее, и плохое. Что я захочу. Ну и еще одну роль я отдаю тому, кто может быть этим сосудом воспользуется, поэтому обращаться теперь я буду именно к этому возможному будущему читателю. Я подумал и решил, что мне это удобно как написателю. Иногда хочется вроде как с кем-то обсудить-сообщить-посоветоваться – с дневником как с предметом это глупо (попробовал и каждый раз меня это как-то коробит – Дневничок то, Дневничок это – бред, словно девочка), с самим собой непосредственно неудобно, да и не понимаю как – если буркнуть иногда себе что-то под нос и согласиться или не согласиться с этим – это нормально, но вести конкретные и обстоятельные беседы да еще письменно, это уже диагноз. Ну а с потенциальным читателем – самое то. Так решил, так и буду делать. Но буду стараться делать это не часто, только когда без этого не обойтись. Дневник все-таки, а не роман, к тому же от первого лица. Так что же я хотел, что обещал? Помню. Разобраться со сном. Теперь уже со сном не как с глаголом «спать», а со сном как с существительным. То есть с тем, что мне приснилось сегодня ночью и что стало также причиной того, что я не выспался. А приснилось следующее…
Спаситель. И не тот, что ходил по воде в песне «Наутилуса». А тот, что из этой самой воды вытаскивал. С чего это интересно, ведь даже не думал о нем? Несмотря на то, что если подумать глобально, то все что сейчас происходит – это результат знакомства с ним. Кто билетики-то на Блэкдэшников подсунул? Да-да. Только после сна все эти параллели провел. Удивительно. Хотя в то же самое время удивляться, собственно, и нечему. Каждое событие рождается из чего-то, даже если сразу не понимаешь из чего именно. Дернул за ниточку, дверца и открылась. Но приснился, Спаситель-зараза, как-то противно. Дело сделал хорошее вроде как, а теперь взял и все испортил. Посредством моего видимо больного воображения, а также совершенно параноидального, судя по всему, бессознательного, камень в огород которого, я уже сегодня бросал.
Так что же приснилось… Квартира. Наша. Я на кухне. Разогреваю жратву. С мыслью, что сейчас вместе с братом ее и схомячим. Помню очень-очень отчетливо эту мысль. Спиной ощущаю, что сам он сидит за столом у меня за спиной. Но не оборачиваюсь. Чувствую. Сон. Мешаю я, значит, что-то в сковородке, чувствую брата за спиной, чувствую готово, чувствую пора, поворачиваюсь… А брата нет. Но я не один. Передо мной за нашим кухонным столом сидит Спаситель и улыбается… нехорошо так. Хотя, если честно, я уже, по-моему, писал про нехорошие улыбки, вернее упоминал их, и дело вот в чем, я не уверен, что правильно интерпретирую данное проявление эмоций. В общем, любая взрослая улыбка для меня – нехорошая. Не знаю почему. Может быть это какая-то детская психологическая травма, может быть еще что-то или просто эхо из того же бессознательного. Просто дело в том, что я не люблю взрослые улыбки. Не смех или усмешки, а именно улыбки, причем растянутые в беззубые формы. Именно такие улыбки для меня всегда «нехорошие». Повторюсь, не знаю почему. Если читаете это, и если имеете знакомого психиатра, спросите у него, может быть многое станет более понятно обо мне или вообще объяснит все, и вы со спокойной душой закроете эту тетрадь и больше о ней никогда не вспомните, или сожжете ее к чертовой матери, или… мне все равно. Делайте, что хотите. Я не люблю, когда взрослые улыбаются. Все. И вот он сидел и улыбался. Как по мне, так еще более нехорошо, чем я смог описать. Я застыл в немом вопросе. Застыл во сне. Просыпаться не думал, так как, по сути, мне ничего не угрожало, то есть страху взяться было неоткуда (пока), вот я и продолжил просмотр.