Для спящих ночь, для стражи день…
Шрифт:
— Верно, — согласилась миссис Оутс, смягчившись. —Так вот, первая девушка была убита в городе. Она танцевала голышом в каком-то клубе, но оказалась без работы. Она пришла в бар и хорошенько выпила. Видели, как она выходила из бара раньше других. Когда вышли остальные, она лежала мертвая в канаве. Лицо у нее было черное, как уголь.
Элен вздрогнула.
— Второе убийство тоже произошло в городе, правда? — спросила она.
— Да. Эта бедняжка была прислугой. У нее был свободный вечер. Когда хозяин вышел в сад, чтобы погулять с собакой, он нашел
— Знаю, — кивнула Элен. — На дорожке были кусты, похожие на человеческие фигуры. И вдруг один из кустов набросился на нее.
Миссис Оутс удивленно посмотрела на Элен и стала считать на пальцах:
— Так где я остановилась? Одна, две, три. Да, третье убийство произошло в баре. У нас тут все переполошились, потому что это было уже не в городе, а в сельской местности, рядом с нами. Девушка, работавшая в баре, на минуту заскочила в кухню, чтобы сполоснуть несколько стаканов, и через две минуты ее нашли там: она была задушена собственным кухонным полотенцем. В баре было полно посетителей, но никто ничего не слышал. Он, должно быть, незаметно прошел через заднюю дверь и набросился на нее сзади.
Слушая рассказ миссис Оутс, Элен испытывала чувство нереальности: такие вещи не могли произойти на самом деле. Но все эти ужасы обретали реальность, когда Элен, вспоминала о напоенном влагой мраке долины, о деревьях, льнущих к стеклам, так что в их очертаниях виднелись лица, искаженные гримасами, заглядывающие в окна, о подползающих в темноте кустах, которым словно хочется проникнуть в эту уютную кухню. Элен вдруг почувствовала, что она по горло сыта страхами.
— Хватит, не рассказывайте больше, — попросила она миссис Оутс.
Но та, начав рассказ, желала его закончить.
— Последнее убийство, — продолжала она, — произошло в пяти милях отсюда. Молодая девушка, примерно вашего возраста, была воспитательницей в одной большой семье, приехала домой в отпуск и собиралась на танцы. Она была в своей спальне и надевала через голову красивое вечернее платье. Как раз в это время он набросился на нее и стянул атласное платье у нее на шее так, что оно врезалось ей в горло и девушка задохнулась. Лицо ее было закрыто тканью, и она ничего не видела. Эта девица слишком долго любовалась собой в зеркале и ничего не замечала вокруг. Самое вредное занятие. Я всегда говорила, что эти конкурсы красоты до добра не доведут.
Элен изо всех сил старалась не дать волю воображению, поэтому она сразу же ухватилась за слабое место в рассказе:
— Если бы она смотрела в зеркало, то увидела бы его отражение и он не застал бы ее врасплох. А если она надевала платье через голову, как она могла что-нибудь увидеть в зеркале? И потом, если руки у нее были свободны, она закрыла бы шею и не дала себя задушить.
Но это не помогло. Элен очень живо представила себе эту сцену. Прежде всего, спальня… Может быть, потому, что собственность Элен ограничивалась
Она представила себе, что убитая воспитательница занимала такую же спальню, как у нее в «Вершине», — светлую и красиво обставленную. В ней было полно разных безделушек, которые девочки-подростки и взрослые девушки хранят, словно драгоценные сокровища — воспоминания о детстве, и женские трофеи — сувениры, купленные поклонниками в каком-нибудь ресторанчике. Хоккейные клюшки рядом со стилизованными длинноногими куклами, фотографии школьных подруг и поклонников, коробочки пудры, крем — и обернутое атласом тело, скорчившееся на ковре.
— Как же он проник в дом? — спросила Элен, которой очень хотелось убедить себя, что такой ужас не может быть правдой.
— Очень просто, — ответила миссис Оутс. — Он залез на крышу веранды, а оттуда через окно забрался в спальню.
— Но откуда он мог узнать, что девушка будет в спальне?
— Он же сумасшедший, а такие знают все. Он охотится за молодыми девушками. Хотите верьте, хотите нет, но, если где-нибудь появится молоденькая девушка, он сразу же почует ее.
Элен с опаской поглядела в окно, где с трудом можно было различить лишь блестящие от дождя ветки деревьев, наклоняющиеся над черной массой кустов.
— А вы заперли заднюю дверь? — спросила она.
— Давным-давно. Я всегда ее запираю, когда Оутс уезжает.
— Что-то он задерживается.
— Ничего страшного. — Миссис Оутс посмотрела на часы, надеяться на которые мог только очень легкомысленный человек, поскольку чаще всего они врали. — От дождя развезет все дороги, а машина у их старая. Оутс говорит, что приходится выходить из машины и толкать ее вверх по склону.
— А новую сиделку ему нести на руках по грязи не придется?
Но миссис Оутс неодобрительно отнеслась к игривому тону Элен.
— Я никогда не беспокоилась на этот счет, — ответила она, — Оутса можно оставить наедине с любой красоткой.
— Ну надо же какое доверие. — Элен снова глянула на темень за окнами. — Может быть, мы сейчас закроем ставни, чтобы здесь стало еще уютнее?
— Какой толк от всех этих ставней и запоров? — проворчала миссис Оутс, неохотно вставая. — Если он захочет войти, он найдет способ… Ну ладно, все равно ставни придется закрыть.
Закрывая ставни, Элен испытывала удовольствие. Ей казалось, что она одержала победу над всепроникающим мраком. Когда ставни были закрыты, и окна спрятались под короткими красными занавесями, кухня стала образцом приятного сельского интерьера.
— Есть еще одно окно, в моечной, — заметила миссис Оутс, открывая дверь в противоположном конце кухни.
За дверью, словно в угольной шахте, царила темнота. Когда миссис Оутс нашла выключатель и зажгла свет, Элен увидела чистую комнату с выбеленными стенами, где находились каток для белья, медный котел и стойки для тарелок.