Дневник – большое подспорье…
Шрифт:
Твардовский двинул плечом и прошел.
18 января 1972, Москва, понедельник. Год начался ужасами. Если верить приметам будет он страшен.
Впрочем «я и без зайца знал, что будет плохо» [383] .
Был 18-часовой обыск у Якира [384] . Говорят, вывозили бумаги грузовиками. Это очень опасно: он человек распущенный, избалованный безнаказанностью, и у него множество недозволенных бумаг (значит, будут погибать люди).
383
Неточная цитата из рассказа А. П. Чехова «Ночь перед судом» (1884). У Чехова: «Я и без зайца знал, что будущее мое отчаянное».
384
Якир
В Москве обыски еще у 8 человек; в Киеве – аресты.
Чудовищный приговор герою Буковскому: 5 лет лагерей строгого режима, из них 2 – тюрьмы, 5 лет ссылки. Клевета в газете. А совершил он подвиг: за время краткого пребывания на воле переправил за границу на Международный конгресс психиатров 6 историй болезни политических, насильно упрятанных в сумасшедшие дома.
21 января 72, Москва. Обыск в Киеве у Виктора Некрасова и Дзюбы.
29 января 72. Вчера вечером был Самойлов. Но ничего обещанного не читал: ни воспоминания, ни письма. Я поздравила его с триумфом (вечер в Союзе); несколько стихотворений он прочел – одно из них, сыновьям о смерти, совершенно совпадает с моим 4-стишием К. И.
А здесь наверно хорошо лежать…Прекрасный рассказчик: еще одна серия анекдотов о знаменитом парикмахере из ЦДЛ.
Самойлов мельком сказал, что он написал 13 листов исследования о русской рифме [385] .
385
См.: Д. Самойлов. Книга о русской рифме. М.: Время, 2005.
Он замечательно умен. Вообще «поэзия должна быть глуповата» [386] , но поэты несомненно должны быть умны. И умны. А. А., Корнилов, Маяковский, Самойлов поражают превосходством ума. Поражающе умен был Пастернак (хотя и наивен).
10 марта 72 г., пятница. Переделкино. Фина работает с удивительной добротой ко мне, с полной отдачей себя, с самоотверженьем – но – неумело. (Я же и виновата: в вечном спехе не научила ее ни корректуре, ни комментированию.)
386
Слова А. Пушкина в письме к П. Вяземскому (май, 1824).
7 апреля 72, пятница-суббота, 72. Переделкино. …в одном Колином письме речь идет о «Каракакуле»; было примечание: «Пьеса Л. и Н. Чуковских»; сделали: «название пьесы» – и выходит, будто она Колина.
(«Каракакула» придумывалась нами вместе; писалась, главным образом, мною; Дед дивился чувству композиции); Коля писал стихотворные монологи. Действие происходит в аду; из-за любви к Чертецце – прекрасной дочери Вельзевула – один юный черт покончил с собой… Ставил Леля Арнштам; постановка – подражание театрам Радлова [387] , Мейерхольда. Афиши были стихотворные; помню текст одной из них (моей):
387
Радлов Сергей Эрнестович (1892–1958), режиссер, драматург, теоретик и историк театра.
До этого я, по Андерсену, сочинила пьесу «Дюймовочка»; ставил Дед; мы все играли; декорации – Анненкова; Дюймовочка – Таня Ткаченко [388] , о которой К. И. говорил, что в ней сидят «5 Савиных и 3 Комиссаржевских».
Затем мы вместе с Колей написали еще пьесу «Летающий стол», но она поставлена не была.
388
Таня Ткаченко, соученица Л. К. по Тенишевскому училищу. Фотография детей – участников этого спектакля вместе с К. Чуковским и Ю. Анненковым сохранилась в архиве Л. К.
В «Каракакуле» юного черта играл Зархи [389] ;
– Не винуйте никого в моей смерти.
27 апреля 72, четверг, Переделкино. Приезжая сюда, все вечера напролет слушаю радио. (В Москве не слышно ничего.) Вчера кроме насмешек над «гневом народа» в «Лит. Газете», над не-читателями Солженицына, выражающими свое возмущение, – слушала передачу об Орвеле [390] – уже не первую – где меня поразили мысли о языке, совершенно совпадающие с теми, которые высказаны мною в «Спуске», в статье «О безответственности “Литературной газеты”» – т. е. о «слитных формах», о языке лжи. На разных концах земли люди думают одно и то же – как это радостно. «Слитные формы», штампы, дают возможность пустословить, уклоняться от правды.
389
В те годы соученик Л. К. по Тенишевскому училищу. Впоследствии известный сценарист, кинорежиссер Александр Григорьевич Зархи (1908–1997).
390
Джорж Оруэлл (1903–1950), английский писатель, публицист, автор известных антиутопий «Скотный двор» и «1984». Его произведения переведены на 60 языков.
30/IV 72, Переделкино. Вчера вечером слушала BBC – только что хотела выключить, ибо там предались музыке Поп – как вдруг на нее наехала «Свобода»: передача об А. И., ответ, не очень умелый, Смелякову, а под конец сообщение, что в СССР не один Солженицын, а еще несколько человек писателей в опасности: Галич, Копелев, я, Окуджава, Максимов, Коржавин… Услыхав, что я в опасности (чушь!) я спокойно уснула.
Какая же опасность – да еще по сравнению с пережитыми мною годами и опасностями реальными, от которых меня спасло чудо!
6 мая 72, суббота, Переделкино. Размышляю о любви.
Нет, к счастью не о теперешней, которой нет. А о прошлой и о чужой. Что это, в самом деле, за странность – если взглянуть «свежими глазами», как требовал когда-то, говоря о рукописи, С. Я.?
Начинается вот с чего:
Ты не со мной, но это не разлука [391] .Виделась с человеком, потом он ушел, но это не разлука, потому что он – со мной. В сознании. В ожидании. В тоске. В ожидании – чего? Объятий? Нисколько. Знаков. Вестей. И вот он опять пришел. О, только бы не помешали! Чему? Какому-то выпытыванию друг друга в друг друге. Прикосновениям? Нет, их и не хочешь, – осознанно или бессознательно – не хочешь. Хочешь чего?
391
Строка из стихотворения А. Ахматовой «Еще весна таинственная млела…» (1917).
И чтоб не уходил. А если уйдет – чтоб писал. Чтоб звонил. Чтобы – вести… О чем? О себе. Обо мне. Не знаю о чем.
Первое же прикосновение всё меняет. Бескорыстие окончено. Духовность почти всегда убита наповал. Люди не успевают опомниться, как оказываются в другом мире, где вся шкала ценностей иная, смещаются понятия добра, зла, долга. Все предыдущее становится каким-то лицемерием, хотя оно им вовсе не было. Каким-то предисловием к чему-то другому, хотя в действительности (в реальной действительности: в памяти) только оно и имеет цену. Там все было неповторимо, единственно; тут все стало стадно и на всё и на всех похоже. Для того на человеческом языке нету слов, все приметы, загадки, совпадения, чудеса; а в этом периоде – всё названо, каждое действие; и действующие лица получают наименование: муж, жена, любовник, любовница, поженились, обвенчались, расписались… А уж дальше пошло-поехало: беременность, тошнота, скука, роды, кормление, нянька… Если он попался «порядочный» – он не бежит от этой скуки к новой даме; если «мерзавец» – ну как же не убежать? Бытие обращается в быт, захлестывается бытом; общение между двумя становится немыслимым. Выходят на сцену не души и не умы, а нечто мелкое, вторичное: характеры, привычки воспитания, которые, разумеется, не совпадают. Это – третий период. «Брак». Он ничего не имеет общего ни с первым, ни даже со вторым. Тут начинается новый счет:
392
Строка из стихотворения А. Блока «Всю жизнь ждала. Устала ждать…» (1908).
Ваше Сиятельство 5
5. Ваше Сиятельство
Фантастика:
городское фэнтези
аниме
рейтинг книги
Черный дембель. Часть 2
2. Черный дембель
Фантастика:
попаданцы
альтернативная история
рейтинг книги
Энциклопедия лекарственных растений. Том 1.
Научно-образовательная:
медицина
рейтинг книги
