Дневник лабуха длиною в жизнь
Шрифт:
– Ну что, начнем?
Одет я был с иголочки: костюм цвета кофе с молоком, сшитый мастером в мамином ателье, новые туфли, белая рубашка, плюс прическа а-ля Элвис. Мы вместе вышли на сцену. Зал притих на секунду и тут же еще громче загалдел:
– Эй ты! Костюмчик сними!
– Да-да, снимай костюмчик. Покажись во всей красе! Давай-давай!!
Тут же вмешались охранницы и вывели двоих. Мы с Майей, держа список участниц в руках, молча ждем. "Никогда не видел такого количества блядей, собранных в одном месте! Неужели
– Ну что?!
– перебила Майя ход моих фантазий.
– Сколько девушек тебе нужно?
– Можно всех?
– спросил я, представив себя лисой в курятнике.
Майя, игнорируя шутку, улыбнулась своим усатым ртом и в то же время серьезным взглядом посмотрела на меня.
– Для хора потребуются человек тридцать плюс солистки. Вы, Майя Михайловна, - захлопотал я, - зачитывайте фамилии и отмечайте тех, кого оставлю.
Майя согласно кивнула.
– Хочешь что-нибудь сказать?
– улыбнулась она.
– Девушки!
– обратился к молодым жрицам любви, так это расслабленно, с рукой в кармане.
Стало тише.
– Я понимаю, вы пришли поучаствовать в художественной самодеятельности. К сожалению, нам столько человек не надо. Для начала попрошу поднять руки тех, кто играет на каком-либо инструменте.
Человек пятьдесят подняли руки. Этого я не ожидал.
– Вы что, все умеете играть?
– удивился я.
– Да-а!
– заорали девочки со смехом.
– Все играть умеем! Мы тебе сыграем...
– Понятно!
– пробормотал я.
– Майя Михайловна сейчас будет вызывать по фамилии, и все, что вам будет нужно - это встать и сразу сесть! Поняли?
– Поняли, поняли!
Подняв руку и призывая к спокойствию, вступила Майя:
– Так! Всем тихо!
– зычным боцманским голосом рявкнула она.
Как ни странно, но сразу же стало тише. Она называла фамилии. Девчонки вставали и садились. Теперь, когда я мог увидеть их в полный рост, я говорил Майе:
– Да! Нет! Да! Нет!
Набралось сорок человек. На первых же репетициях при ближнем рассмотрении отсею человек десять. Тридцать - хватит. Пара девочек действительно когда-то училась игре на фортепьяно. Когда все покинули клуб, Майя, улыбаясь, посмотрела на меня:
– Я поняла твою систему отбора девочек. Ты выбирал тех, которые нравились тебе, не так ли?
– Вы абсолютно правы, Майя Михайловна, эстетика подсказывает. На сцене должны быть красивые девушки, не так ли?
– хитро улыбнулся я в ответ.
На следующий день после моего отбора набирал Марат. Мы договорились репетировать в разные дни, а перед концертом сделать сводную репетицию. Концерт должен был состояться первого мая - время есть.
Влюбилась
До нового, 1969 года оставалась одна неделя. Свежевыпавший снежок по щиколотку покрыл тротуары и успокаивающе хрустел под ногами. Сегодня я пришел домой
– Чего не спишь?
– равнодушно спросила она.
– Вот, беспокоюсь, где жена?
– сдерживаясь, ответил я.
Молчит. Сняла шубку. Пошла чистить зубы.
– Что случилось, почему так поздно?
– спокойно продолжаю я.
Молчит. Я жду. Разделась, нырнула под одеяло, повернувшись лицом к стене. Разделся и я, лег рядом.
– Ну что, так и будешь молчать?
– спросил ее спину.
И тут... я услышал тихий плач с легким поскуливанием и подрагиванием плеч.
– Ира, что произошло, почему ты плачешь?
– Я, кажется, влюби-и-илась!
– зарыдала жена.
Оторопев, с минуту молча полежал, потом резко встал с кровати и, не говоря ни слова, начал вот уже во второй раз собирать свои вещи. Я не хотел знать, кто он, как зовут. Какая разница! Она, не поворачиваясь, продолжала плакать. Не проронив ни слова, я ушел. Лицо намокло от крупных снежинок, таявших на лице. Я шел к родителям. Было поздно, и все спали. Мать переполошилась:
– Что случилось?!
– Я ушел.
– Как ушел?
– Просто взял и ушел, хочу спать, - угрюмо кинул я, не имея желания сейчас все объяснять.
Вернулся
Много раз под Новый год в моей какой-то сумбурной жизни случалось что-нибудь нехорошее, за исключением десяти дней счастья в 1965 году. Наступивший год не был исключением. Встречали у Марика Срибного дома. Компания состояла из меня, его и двух бутылок водки. Марк обильно заливал свою грусть алкоголем. Составив ему компанию, выпил сто грамм и я. Через полчаса уснул.
Прошел месяц. Я грустил, мама старалась не приставать. О том, что моя жена влюбилась, я ей не рассказал. Иногда ловил печальный взгляд матери - я видел, что и ей больно.
В солнечный зимний понедельник мы завтракали всей семьей, и тут я объявил, что сейчас пойду в адвокатскую контору... и подам заявление на развод! От неожиданности мама присела на стул, заглядывая с недоверием мне в глаза. Лёня с отцом молча уставились на меня. Мама встала со стула. В ее глазах отражалась целая гамма противоположных чувств: радость, недоверие и надежда на то, что наконец-то этот никому не нужный брак закончится, и боль, как и у каждой матери за своего ребенка. Папа тоже встал. Лёня молча смотрел на меня своими большими голубыми глазами.