Дневник мамы

Карелина Виктория

На плечи мамы легло все хозяйство. У бабушки в доме она этого не делала, не умела, не была приучена. В доме ее матери все делала прислуга и работники. Но жили молодожены дружно и хорошо.

Говорят, что родители бывают самыми красивыми и лучшими. Отец мой был высокий, стройный с карими небольшими, но красивыми глазами. Волосы черные, росли на голове густой шапкой, состоящей из крупных завитков. Правильные черты лица, красивый небольшой рот, нос с горбинкой придавали лицу особенное благородство. В год женитьбы ему было 32.

Мама – среднего роста, очень тоненькая,

с косичками, в которые она вплетала ленты. Волосы прямые, густые, светлые, большие серые глаза с длинными ресницами смотрели печально. Лицо очень серьезное, но вместе с тем с каким-то милым, детским выражением, с большой одухотворенностью и благородством. Она была еще хрупкой девочкой. Ей было тогда 20 лет.

Промелькнула, как лучик солнышка, прекрасная, обновленная революцией, юность моих родителей. Началась серьезная взрослая жизнь, заполненная работой.

Сейчас революцию подвергают всякой ревизии и больше дают плохие оценки. А тогда она была благом для большинства людей, вековой мечтой для народа и мои родители попали в самую ее гущу, в самый неповторимый всплеск человеческих чувств и преобразований. Никто тогда не мог предположить во что она обернется. Родители жили, мечтали, любили, работали, переживали различные трудности. Мама ждала ребенка. Отец как мог, оберегал ее от тяжелой работы

Родители должны были наладить бедное крестьянское хозяйство. Работали с утра до темной ночи в поле, а дома их ждали две коровы и нетопленая старая изба. Жизнь их была – беспросветный труд, тяжкий, изнурительный, невозможно было думать ни о чем другом, кроме труда.

Очень скоро моей маме пришлось отказаться от своей мечты быть учительницей, читать книги, рисовать и даже мечтать. Она должна была косить, жать, копать, полоть, пахать, а дома доить коров, кормить отца, мыть полы, стирать белье, работать на ткацком станке, вязать теплые вещи, прясть нити из шерсти и льна и выполнять еще много других обязанностей.

Это надо было делать, ибо желудок требовал пищи, а человеческое тело – одежды и обуви. Все производилось дома в этом сложном, почти натуральном крестьянском хозяйстве. Маме моей было невыносимо трудно.

Боже мой! Как было ей трудно! Но она не помышляла уйти от отца, хотя бабушка готова была принять ее обратно. Маме было трудно еще и потому, что она потеряла всякую связь со своим домом, детством, с теми местами, где она родилась и выросла, где училась и где жили ее сверстники. Бабушка, как бы забыла, что она существует. Не подавали никаких вестей и другие ее близкие. Она была одна, только с моим отцом. А он бывал иногда к ней не только невнимательным, но даже жестоким. Он любил ее, но труд и дело, которое висело над ними, ожесточали его. Мама все делала, как умела, старалась научиться тому, чего не умела. На все это нужно было время и труд.

Но вот прошло около года и первого апреля 1926 года родилась дочь.

Этот день называется в народе обманом. Наверное, и в рождение девочки тоже никто не верил, мол, обманывает Иван всех, ведь сегодня первое апреля.

–Что у Ивана и Анны дочь родилась? – спрашивали соседи.

Старухи

скрипучим голосом предсказывали:

–Правда, правда, сегодня первое апреля. Наверное, плохо будет девчонке жить, все время обманывать будут. Да ведь, что теперь, ведь не вернешь обратно. Уж есть человек на свете.

Родители были довольны, они не замечали, что первое апреля сегодня, и не обращали внимание на то, что говорят в народе. Они радовались первой дочери, радовались, что вся семья здорова.

Девочка родилась в избе с бабкой повитухой. Больница была далеко, да и не верил в медицину народ. Веками так рождались дети и в этом ничего не было странного.

А на дворе была ужасная слякоть. Снег превращался в кашу. Реки вздулись и грозились сорвать все мостки. Лед рек ломался и несся с большой скоростью вниз по течению, угрожая снести все на своем пути. Прекратилась всякая связь между населенными пунктами – и санная, и на телегах, и пешая. Весна была дружной и ранней. Это радовало людей, которые рассчитывали на хорошую пахоту и сев, а это было главным в их жизни.

Родители сокрушались:

– Как же теперь крестить новорожденную? Нельзя проехать в церковь, придется ждать восстановления дорог.

–Ах, какая неприятность,– причитала бабушка Марфа Матвеевна, качая головой, – грех то какой. Уж и впрямь девчонка несчастливой уродилась.

К этому времени она стала лояльнее относиться к молодым и иногда их навещала.

Отец молчал, он не беспокоился о крестинах. Он считал это дело глупостью. В бога не верил и жену свою Анну старался разуверить в религии. Теще Марфе Матвеевне пытался возражать. Но она была женщиной старой закалки, упрямой, настойчивой, властной и старалась соблюдать старые традиции.

Крестили меня в Дубовицкой церкви. Крестным отцом был мамин брат – Александр Андреевич, а крестной матерью была моя двоюродная сестра Евдокия Федоровна – дочь дяди Федора. Назвали меня Ираидой, хотя, как говорил мой отец, вокруг имени было много споров, но мама настояла на своем. Так с этих пор я стала гражданкой СССР – Ираидой Ивановной Роговой.

Родители мои были рады моему рождению, но сколько дополнительной работы стало у них. Особенно вся работа, связанная с моим появлением, свалилась на мамины плечи. Все это сказалось на ее здоровье. Мне было полтора месяца, когда она заболела, и ее положили в больницу. А меня оставили отцу. Отец кормил меня из коровьего рога молоком. Потом люди говорили, что я искусственно вскормленный ребенок.

Отцу досталось. Но он был очень сильным, волевым и здоровым человеком, поэтому все успевал.

Мама пролежала в больнице около трех месяцев и вернулась домой слабенькой и болезненной. А хозяйство требовало сеять, косить, обрабатывать лен, выполнять еще тысячи дел, а еще маленький ребенок, который не оставлял ее ни на одну минуту, даже когда она спала.

Рассказывали мне потом люди, что моя мама меня очень любила. У меня были белые чистые пеленки, хорошенькие распашонки, белые кружевные пододеяльники, а когда я стала старше меня наряжали в хорошенькие платьица.