Дневник одного путешествия
Шрифт:
Пустой бутылки, где играет солнце,
Не водка, а лучи, и то - на донце...
Он ростом и душой не так-то мал,
Раз в голове поместится полсвета,
Раз с мусорки виднее жизни суть,
Раз от его помятой сигареты
Светлее во Вселенной - хоть чуть-чуть!
И он ступает грязными ногами,
Дрожит, услышав ветра долгий вой,
Почёсывая грубыми руками
Потрёпанный свой нимб над головой...
Бомж
Дыша
Он на помойке роется в поту,
Чтоб отыскать средь битой стеклотары
Разбитую прекрасную мечту.
Казалось, жизнь ещё не начиналась,
И много было в сердце свежих сил...
Но, потеряв раскаянье и жалость,
Он сердце, как котенка, утопил.
Как лампочка, душа перегорела--
Таков был чувств безудержных накал!
И раскрошилась мысль кусками мела--
Он ими в детстве небо рисовал.
Пропахли мысли городскою гарью...
Обычный бомж, обиженный судьбой,
"Имеет право" быть "дрожащей тварью",
Но не имеет права быть собой.
А жизнь проходит глухо, безрассудно,
И для него в земном теченье дней
Быть и не быть одновременно-- трудно...
Но выбрать "быть" во много раз трудней.
Самоубийца
Восьмой этаж. Встаёт рассвет.
Страх высоты уже не страшен.
Один прыжок - и жизни нет,
И нет любви, и мир не важен.
Как долго этим утром ты,
Вставая, в зеркало смотрела,
И наведеньем красоты
Прощалась с близким к смерти телом.
Никто не крикнет вслед: "Держи!"
И не подскажут очевидцы,
Что слишком ты любила жизнь,
Чтоб на бессмертье согласиться.
Но что же осознала ты
Пред тем, как броситься в оконце,
Когда смотрела с высоты
Туда, где смерть, полёт... и Солнце?
Коррида
Жизнь в городе похожа на корриду.
Я помню, как по улице в час пик,
Перед собой пути почти не видя,
Летел автомобиль, как чёрный бык.
А женский взгляд из-за руля машины,
Казалось, нас о помощи просил.
Так в древности глубокой на чужбину
Европу бык по морю уносил...
Исполненный животной чёрной мощи,
Которой так богат наш сложный век,
Автомобиль вдруг выехал на площадь,
Где от испуга замер человек...
Есть у машины, как у птицы, крылья.
Машина
Гроза в неё вонзала бандерильи
Летучих молний... Вдруг раздался крик!...
Лежит в крови на городской дороге
Тореро, направляя в небо взгляд,
А там, застыв в волненье и тревоге,
Трибуны потрясённые молчат...
Памяти А.Кутилова
Душа поэта - как сума скитальца,
Покрытая заплатами надежд...
Он выбрал для себя удел страдальца
И не стыдился нищенских одежд.
Как милостыню, он просил улыбку
В ответ на строки, горькие подчас.
Как в нашей жизни всё непрочно, зыбко!
Мы дальше от него, чем он от нас...
В мгновения печали вся планета
Ему казалась мрачною тюрьмой.
Как Диоген двадцатого столетья,
Он свой фонарь сменил на потайной.
В его суме, заплатанной и старой,
С набросками, что созданы в тюрьме,
Был золотой песок Господня дара...
Он высыпался сквозь дыру в суме.
Поэт ушёл. Мы слышим его поступь.
Он на дороге из кромешной тьмы
Оставил золотых песчинок россыпь...
Песчинки эти собираем мы.
Архипелаг Гуляк
По всей стране раскинут
Архипелаг Гуляк.
Над Русскою равниной
Трепещет рваный флаг.
Не для чужого глаза
В окрестностях любви
Построен храм - не Спаса,
А Спеси-на-Крови.
На страны и народы
Ночь пролилась, как тушь,
И вновь во тьму уходят
Десятки новых душ-
Туда, где в поцелуе-
И чистота, и грязь,
Где Жизнь стриптиз танцует,
А Смерть глядит, смеясь.
Там плач со смехом слиты,
Но неподдельна боль...
Но в рай, как в клуб элитный,
Не пустит фейс-контроль.
* * *
Сгорела дача у соседей справа.
Там молодежь гуляла до утра.
...Что значит жизнь,
Что значат честь и слава,
Когда боль пробирает до нутра?
Нет счастия под этим бренным небом.
Пой и бренчи, перепевай "Кино",
Пей жизнь до дна...
Все это - лишь плацебо.
Душа уходит на бутылки дно.
И в чем мы перед небом виноваты,
Когда живем в семье, а все же - врозь?
Живем, деремся, бьемся - брат на брата...