Дневник одного путешествия
Шрифт:
Хорошо, что забыл я про тяжесть предсказанных бед,
Хорошо, что в грязи, где окурки, плевки, злу в ответ
Я оставил свой след.
Авель
Поздний вечер. Пустыня. Закат горит.
Ни души - за сто вёрст кругом...
На руках материнских ребёнок спит,
Засыпает безгрешным сном.
Молоко течёт по его щекам,
Он сопит и смешно моргает...
И с улыбкою мать говорит: Адам,
Я
Четверть века прошло. Он меня убил ...
Как же это случилось, как?
Помню: жертву однажды я приносил...
Вдруг--удар. Я упал и лишился сил.
Боль в виске. Чей-то крик. И мрак.
И страдает, плачет живая плоть,
И на небе кровав закат,
И кричит вся Земля,
И кричит Господь:
"Авель, где твой погибший брат?"
Он - один.
Он - не спит.
Он уходит прочь.
И не будет конца пути...
Обо мне - не о нём - позаботилась Ночь...
Брат, прости!
Песня осиротевшей матери
Спи, мой малыш. Спи, мой сыночек.
Спи, мой родной.
Ты будешь жить в сплетенье строчек
Всегда со мной.
Я верю, ты меня услышишь,
Меня поймёшь.
Пусть говорят, что ты не дышишь, -
Всё это ложь!
С тобою в салки смерть играла
И по груди
Ладонью легкой ударяла:
"А ну, води!"
И ты ведешь меня по жизни,
Как будто дочь,
С рожденья своего до тризны,
В немую ночь...
Я знаю, ты проснешься вновь,
Мой великан,
Познаешь счастье, жизнь, любовь,
Печаль, обман...
А я? Я буду ждать и верить,
Терпеть, любя,
Легко перенесу потерю
Любви, себя.
Я смерть - в постели иль в бою -
Не замечаю
И землю - колыбель твою -
Легко качаю...
Гамлет
Как горько жить! Как больно это видеть -
Торговлю жизнью, смертью и душой,
Добро, что озверело от обиды,
Кровь из глазниц моей страны большой,
И разум, от волнения неловкий,
Виною опьяненный без вина,
И мудрость, что подобна мышеловке,
И совесть, что в аренду отдана,
И мертвых, что за честь живых восстали,
Живых, что заключили души в гроб,
И радость, ядовитее печали,
И мысль, что, как клеймо, легла на лоб...
Все эти беды, что случились с нами, -
Всю
Не мог я видеть слабыми глазами,
Да слепотой чужой навек прозрел.
Молитва сгорающей рукописи
Я сгораю легко. Я сгораю без стона.
Постепенно чёрнеют и тлеют листки.
Ну, а Ты, автор мой, - как Ты ночью бессонной
Сможешь душу спасти от ужасной тоски?
Я бумажка - и только. Ты мне авторучкой
Кожу избороздил, как ножом... Шрамы строк
Сквозь лицо мне легли... Ты не зря меня мучил:
Ты мне смысл подарил... Но теперь Ты жесток:
Ты сжигаешь меня... Я прощу. Только скоро
Ты поймешь: это я, чёрновик со стихом,
И придумал Тебя... И придет в душу горе...
Ты на ставке на очной - с тягчайшим грехом.
***
Монетками летят былые годы
В тот игровой огромный автомат,
Что мы зовём Судьбою. Все невзгоды,
Успехи, жажду славы и наград-
Всё это он хранит в железном чреве...
Бросай года-монеты, не скупись!
Ты можешь победить... Не будь лишь в гневе,
Коль проиграешь собственную жизнь!
* * *
Мой голос был живым, веселым, гулким,
Мои стихи - печальными, как тень.
И смерть я нес, как шляпу, на прогулке,
Надев её с насмешкой набекрень.
Быть может, так и надо мне, поэту, -
Идти легко, прогнав любой испуг...
Но только снял с волос я шляпу эту -
И стало видно: поседел я вдруг.
* * *
Солнце летит по вселенскому кругу,
Круг совершает Земля.
Странник идёт по просторам сквозь вьюгу.
Снег заметает поля.
Странник идёт шаг за шагом упорно,
Ветер в лицо ему бьет...
Все мы падем в эту землю, как зерна,
Все, - лишь настанет черед.
Но в одиноких заснеженных кельях
Свечи чуть видно горят,
Есть в сердце горе, но есть и веселье,
Есть где-то рай, где-то - ад.
Строки выводит перо в пальцах тонких,
Пишет: "Пора, друг, пора!"...
Всё человечество - предки, потомки -
Каплей слетает с пера.
В капле чёрнил - целый мир, и отвага
В нем поселилась навек...
Только перо вновь бредёт по бумаге,
Как тихий странник - сквозь снег.
Последний кредит