Дневникъ паломника
Шрифт:
Пантомима по отношенію къ языку, тоже что мармеладъ по отношенію къ маслу — «превосходный (при случа) субститутъ». Но ея значеніе для передачи мыслей весьма ограниченно. По крайней мр въ практической жизни. Въ балет другое дло, — не знаю, найдется ли что нибудь, чего нельзя объяснить пантомимой въ балет. Я самъ однажды былъ свидтелемъ, какъ мужчина-танцоръ легкимъ движеніемъ лвой ноги, сопровождавшимся звуками барабана, объяснилъ premi`ere danseuse, что женщина, которую она считала своей матерью, на самомъ дл только ея тетка съ мужней стороны. Но нужно имть въ виду, что premi`ere danseuse дама
Одинъ мой пріятель, путешествуя въ Пиринеяхъ, попытался однажды выразить пантомимой благодарность. Онъ пріхалъ поздно вечеромъ въ маленькую гостинницу, хозяева которой приняли его крайне радушно, поставили передъ нимъ лучшія блюда, и накормили его до отвалу (онъ очень проголодался).
Они были такъ любезны и внимательны, кушанья оказались такими вкусными, что, посл ужина, онъ захотлъ во чтобы то ни стало поблагодарить хозяевъ и растолковать имъ, какъ чудесно они его накормили и ублаготворили.
Онъ не могъ объясниться на словахъ. Онъ зналъ испанскій языкъ лишь настолько, чтобы спросить что потребуется, да и то при весьма ограниченныхъ потребностяхъ, — но еще не умлъ выражать на немъ какія либо чувства и эмоціи. Итакъ онъ ршился прибгнуть въ мимик. Онъ всталъ, указалъ на пустой столъ, гд стоялъ передъ этимъ ужинъ, затмъ разинулъ ротъ и показалъ пальцемъ на горло. Потомъ потрепалъ себя по той части организма, куда, по словамъ ученыхъ, отправляется ужинъ, и улыбнулся.
Странная у него улыбка, — у моего пріятеля. Самъ онъ увренъ, что въ ней есть нчто плнительное, хотя съ оттнкомъ горечи. У нихъ въ семь улыбкою стращаютъ дтей.
Хозяева были удивлены его поведеніемъ. Они бросали на него тревожные взгляды, а потомъ собрались въ кучку и стали перешептываться.
— Очевидно мое объясненіе недостаточно выразительно для этихъ простодушныхъ поселянъ, — подумалъ мой пріятель. Тутъ нужны боле энергическіе жесты.
И онъ принялся трепать и хлопать себя по только что упомянутой части организма (которую я, скромный и благовоспитанный молодой человкъ, ни за что въ свт не назову настоящимъ именемъ) съ усиленной энергіей, присовокупивъ еще дв-три улыбки, и нсколько изящныхъ жестовъ, выражавшихъ, какъ ему казалось, дружескія чувства и удовольствіе.
Наконецъ лучъ пониманія блеснулъ на лицахъ хозяевъ, они бросились въ шкафику и достали оттуда какую-то черную бутылочку.
— Ахъ! дло въ шляп, — подумалъ мой пріятель. — Поняли наконецъ! И радуются, видя, что я доволенъ, и хотятъ предложить мн стаканчивъ вина въ знакъ дружбы, добрыя души!
Хозяева раскупорили бутылочку, налили полный стаканъ, поднесли его гостю, объясняя знаками, что онъ долженъ опорожнить его залпомъ.
— Ага! — подумалъ онъ, — поднимая стаканъ въ свту и умильно поглядывая на влагу — это какой нибудь рдкій старый мстный напитокъ, завтная бутылочка, приберегаемая для дорогихъ гостей.
Затмъ поднялъ стаканъ и произнесъ рчь, въ которой пожелалъ старикамъ долголтія и кучу внучатъ, дочк — молодца-жениха,
Спустя три секунды онъ убдился, что проглотилъ сильное и вполн надежное рвотное. Его слушатели поняли его жесты въ томъ смысл, что онъ отравился или во всякомъ случа страдаетъ сильнымъ и мучительнымъ разстройствомъ желудка, — и сдлали съ своей стороны все, чтобы облегчить его страданія.
Лекарство, которое они ему дали, не принадлежало къ числу обычныхъ, дешевыхъ спецій, теряющихъ свою силу, пробывъ полчаса въ организм. Онъ самъ чувствовалъ, что приниматься за новый ужинъ было бы безполезно, еслибъ даже удалось его достать. Въ результат, — онъ отправился спать, съ боле пустымъ желудкомъ, чмъ прибылъ въ гостинницу.
Очевидно благодарность не такая вещь, которую можетъ выразить мимъ-дилеттантъ.
Savoury, — тоже. Мы съ Б. изъ кожи лзли, стараясь объяснить человку наше требованіе, — это было просто унизительно; мы кривлялись какъ гаеры — и что же? онъ вообразилъ, что мы желаемъ сыграть партію въ домино!
Наконецъ, — точно лучъ солнца передъ человкомъ, блуждающимъ въ темномъ подземномъ корридор, — у меня мелькнуло воспоминаніе о книг нмецкихъ разговоровъ, лежавшей въ моемъ карман.
Какъ это я не подумалъ о ней раньше! Столько времени мы ломались и ломали головы, стараясь объяснить наши желанія невоспитанному германцу, а между тмъ у насъ подъ руками книга, написанная спеціально для такихъ случаевъ, — книга, составленная въ тхъ видахъ, чтобы англійскіе путешественники, обладающіе подобно намъ лишь скудными свдніями въ нмецкомъ язык, могли удовлетворять свои скромныя требованія, путешествуя по фатерланду, и вернуться изъ поздки цлыми и невредимыми.
Я поспшилъ достать книгу и принялся отыскивать діалоги, имющіе отношеніе къ важному вопросу о питаніи. Такихъ не оказалось!
Тамъ былъ длинный и страстный разговоръ съ прачкой, о которомъ мн и вспомнить совстно. Около двадцати страницъ было посвящено разговору между необычайно терпливымъ сапожникомъ и крайне раздражительнымъ и по натур недовольнымъ заказчикомъ, — заказчикомъ, который проболтавъ около двадцати минутъ и примривъ повидимому вс сапоги, находившіеся въ магазин, уходитъ со словами:
— А впрочемъ, сегодня я ничего не куплю. До свиданія.
Отвтъ сапожника не приведенъ. Вроятно онъ выразился жестомъ, сопровождавшимся примчаніями, которыя, по мннію составителя, не могутъ понадобиться христіанскому туристу.
Этотъ разговоръ съ сапожникомъ по истин поражалъ своей обстоятельностью. Должно быть составитель книжки жестоко страдалъ отъ мозолей. Я могъ-бы заговорить любаго нмецкаго сапожника, отправившись въ нему съ этой книжкой.
Затмъ слдовали дв страницы водянистой болтовни при встрч съ знакомымъ на улиц? — «Мое почтеніе, сударь или сударыня». — «Съ праздникомъ!» — «Какъ поживаетъ ваша матушка!..» — Какъ будто человку, не знающему двухъ словъ по нмецки, придетъ въ голову останавливать на улиц иностранца и спрашивать, какъ поживаетъ его матушка.