Дневник переводчика Посольского приказа Кристофа Боуша (1654-1664). Перевод, комментарии, немецкий оригинал
Шрифт:
30 марта в Борисов прибыли из Минска два посланника от польских комиссаров – подкоморий парнавский господин Богуфал и подстолий оршанский господин Комар.
31 марта польские посланники вели переговоры с русскими комиссарами о предварительных договоренностях, но не могли прийти к соглашению из-за посланников от казаков, а именно из-за того, могут ли те присутствовать и иметь голос на переговорах комиссаров с обеих сторон.
3 апреля русские письменно предоставили польским посланникам предварительные условия и формулу присяги, которую должны принести обе стороны. Те, однако, и знать не хотели на этом съезде о казаках, которых русская сторона упоминала повсюду, и решили поэтому отослать свои образцы польским комиссарам и ждать их постановления.
11 апреля посланники еще раз были
23 апреля в Оливе под Данцигом полностью утвердили вечный мир между Польшей и Швецией. Обе стороны принесли клятву и обменялись письменными копиями.
26 апреля запорожские посланники – полковники Василий Золотаренко, Кропка и другие прибыли из Москвы в Борисов, чтобы приготовиться к предстоящим переговорам.
28 апреля русские комиссары получили из Москвы от Его Царского Величества через стольника Федора Колтовского предписание и все сведения о том, как устроить и продолжать съезд. Тот же обратился к комиссарам, полагая противным своей чести то, что он принужден везти это предписание Волконскому, который младше его по происхождению. Когда справились в родословной книге и нашли, что он по происхождению много младше Волконского, Лука Пущин, в соответствии с приказом Его Царского Величества, доставил его под стражей с предписаниями в Борисов. Его препроводили на двор к Волконскому, пожаловав тому в качестве крепостного в возмещение нанесенного ему оскорбления по обычаю этой страны. Тот же благодарил за великую милость, оказанную ему царем, и позволил Колтовскому невредимым вернуться в Москву. Стольник же не желал принимать письмо, в котором было названо имя Волконского, но это письмо в конце концов навязали ему и отправили в Москву под стражей.
30 апреля в Борисов из Минска прибыли два посланника от польских комиссаров – подсудок оршанский Комар и стольник Вержбовский. На следующий день русские пригласили их для переговоров. Поскольку, однако, казацкие посланники сидели рядом с русскими и вставляли во время переговоров много презрительных слов, поляки совершенно изменили свое намерение и не желали решиться и изложить приказанное им дело.
2 мая польские посланники попрощались и вынуждены были отбыть в Минск, ничего не добившись, поскольку все справедливые средства, которые они предлагали, не возымели никакого действия из-за казаков и были отвергнуты русскими.
5 мая русские комиссары отправили из Борисова двух посланников, стольника Василия Григорьевича Нечаева и подьячего Василия Мыконкина, в Минск, к польским комиссарам, побуждая их еще раз, презрев весь проистекающий из этого вред, согласиться с тем, чтобы казачьи посланники как верные подданные Его Царского Величества сидели на предстоящем съезде за отдельным столом и имели право голоса.
8 мая в Борисов из Данцига прибыл с королевским письмом дьяк Ефим Прокофьев, посланный Его Царским Величеством из Москвы к Его Величеству королю Польскому с письмом, касающимся казацкого вопроса. Тот, однако, решительно не соглашался с тем, чтобы казаки как наследственные подданные Польской короны, предавшие ее, имели право голоса на съезде.
23 мая в Борисов от польских комиссаров прибыл гонец Иероним Протасевич с письмом, в котором они увещевали русских отказаться от совершенно несправедливого требования о казаках и устроить верный мир без подобных препятствий и разногласий. Однако вместо доброго ответа польский посланник принужден был выслушать много бранных слов от русских, больше же всего – от невоздержанных казаков.
2 июня польские посланники были на переговорах у русских комиссаров и согласились от имени польских комиссаров с тем, чтобы казацкие посланники присутствовали на предстоящем съезде без места и права голоса. Русские, однако, не приняли даже этого.
6 июня из Москвы в Борисов прибыл толмач Данила Кононов с приказом от Его Царского Величества, чтобы комиссары ожидали заявления польских комиссаров по казацкому вопросу в течение двух недель, начиная с сегодняшнего дня. В случае если поляки не пожелают согласиться,
15 июня из Минска прибыл в Борисов с письмом от старосты жемайтского [282] дворянин Юзеф Ягужинский. Он выкупил за восемьдесят рублей свою невесту, девицу Полянскую, которую за несколько недель до того захватили войска генерала Хованского и продали одному дворянину из посольства, и 16-го числа уехал с ней в Минск. Девица, будучи знатной и очень красивой, весьма опасалась за свою честь из-за приставаний русских, которые чрезвычайно сладострастны и покупают пленных женщин только для блуда. Не видя иного способа защитить себя, она добровольно представлялась безумной, вцеплялась каждому, кто к ней приближался, в волосы и бороду и сама сбрасывала одежду, хотя и с некоторым стыдом. Она бешено нападала на русских, изображая ярость, и не хотела принимать ни еды, ни питья, бросая им в лицо то, что, что они приносили. Между тем мы, иноземцы, будучи хорошо осведомлены об этом намерении, тайно подкармливали ее на протяжении целых четырех недель через хозяйку, у которой дворянин был на постое, и таким образом сохранили ей жизнь до ее освобождения.
282
То есть Ежи Кароля Глебовича.
19 июня русские комиссары отправили в Минск к полякам русского гонца Сергея Шелонина с весьма грубым письмом. В тот же день от польских комиссаров прибыл гонец Гойский с письмом. В нем те обвиняли русских в том, что их упрямство погубило доброе предприятие христианского мира и из-за их несправедливых действий, противоречащих всякому христианскому праву, и из-за их обидчивости не осталось уже надежды прекратить кровопролитие. Ведь польские генералы не желали оставлять без внимания ужасные и бесчеловечные несправедливости и великие жестокости, совершенные генералом Хованским под предлогом этого мира и предстоящего съезда, и собрали свои войска. Они же, господа комиссары, видя, что русская сторона откладывает все в долгий ящик, не могли более удерживать своих генералов. Что же из этого выйдет, находится в руках Господа как Судьи Праведного.
20 июня мы в Борисове были предупреждены, что литовский генерал Сапега и Чарнецкий наголову разбили генерала Хованского и польские войска, преследуя уцелевших, уже вошли в Минск [283] . После этого русские комиссары, бросив бoльшую часть обоза, немедленно выехали из Борисова в большом смятении. Прибывшего за два дня до того польского гонца Гойского они велели бросить в темницу Борисовского замка как заложника. Там у него отняли все имущество и обходились с ним весьма дурно.
283
Имеется в виду битва под Полонкой 18 июня 1660 г.
3 июля в Смоленск прибыл отправленный к польским комиссарам из Борисова гонец Сергей Шелонин. Поскольку, однако, польские комиссары исчерпывающе ответили на последнее письмо русских комиссаров, гонца немедленно отправили с письмом в Москву.
15 июля комиссарам пришел приказ от Его Царского Величества из Москвы – четверым возвращаться в Москву, пятому же, Федору Михайлову [284] , а также одному из переводчиков [285] и одному секретарю с касающимися съезда бумагами оставаться в Смоленске и присоединиться к направляющемуся туда воеводе князю Юрию Алексеевичу Долгорукову. То же касается и всего сопровождения комиссаров, всадников и пехоты.
284
Вероятно, имеется в виду дьяк Василий Михайлов.
285
Очевидно, Боуш вернулся в столицу, поскольку следующая запись «Дневника» касается событий в Москве.