Дневник. Том 2
Шрифт:
вующий рок неизменно награждает пинком в зад, почти всегда
идут вразрез с моей собственной выгодой: например, если бы
Бюффе не провалился, то, вероятнее всего, меня привлекли бы
к суду за «Девку Элизу».
Мастерски написанный отрывок? Существует мнение, что
это удается в том случае, если писатель в какую-то счастливую
минуту находит для выражения своего замысла его единствен
ную, неповторимую формулу. Я не разделяю этого мнения и
считаю, что один и тот же отрывок, написанный четырежды
различные периоды жизни, при разном душевном настроении,
будет в каждом из своих воплощений отличаться — разумеется,
если автор талантлив — и высоким мастерством, и совершенст
вом формы, своеобразными в каждом случае, но вполне равно
ценными.
1 Облик ( лат. ) .
224
«На тротуаре». Рисунок К. Гиса
«Елисейские поля». Картина К. Гиса
Галерея машин на Всемирной выставке
в Париже 1878 г. Фотография
Афиша к спектаклю «Западня»
(По одноименному роману Э. Золя)
в театре Порт-Сен-Мартен
Понедельник, 28 февраля.
Когда одолевают неприятности, надо иметь мужество, едва
проснувшись, тотчас вскочить с постели, размяться в ходьбе
и стряхнуть с себя малодушную утреннюю расслабленность.
Вторник, 29 февраля.
Говоря об изношенных, потрепанных бумажках, о деньгах,
имеющих обращение в Европе, Сен-Виктор образно называет
их «корпией раненого государства».
Затем он рассказывает, что Гюго в своем салоне открыто
заявлял всем и каждому, что Мак-Магон заслуживает тысячи
смертей, что его призовут в свое время к ответственности, что
самому Гюго, быть может, предстоит стать судьей этого чело
века и тогда он разделается с ним, как с бешеной собакой.
К этому Гюго добавлял, что свою речь об амнистии коммуна
рам * он напишет заранее, а то может статься, что, если ему
изменит самообладание, он выскажет все это вслух с трибуны
сената.
Воскресенье, 5 марта.
Сегодня Тургенев вошел к Флоберу со словами: «Никогда
еще я не видел так ясно, как вчера, насколько различны чело
веческие расы: я думал об этом
люди одной профессии, не правда ли, собратья по перу... А вот
вчера, на представлении «Госпожи Каверле» *, когда я услыхал
со сцены, как молодой человек говорит любовнику своей ма
тери, обнявшему его сестру: «Я запрещаю вам целовать эту де
вушку...», во мне шевельнулось возмущение! И если бы в зале
находилось пятьсот русских, все они почувствовали бы то же
самое возмущение. Однако, насколько я заметил, ни у Флобера,
ни у кого из сидевших со мной в ложе не возникло такого чув
ства!.. И я об этом раздумывал всю ночь. Да, вы люди латин
ской расы, в вас еще жив дух римлян с их преклонением перед
священным правом; словом, вы люди закона... А мы не та
ковы... Как бы вам это объяснить? Представьте себе, что у нас,
в России, как бы стоят по кругу все старые русские, а позади
них толпятся молодые русские. Старики говорят свое «да» или
«нет», а те, что стоят позади, слушают их. И вот перед этими
«да» и «нет» закон бессилен, он просто не существует; у нас,
русских, закон не кристаллизуется, как у вас. Например, воров
ство в России — дело нередкое, но если человек, совершив даже
и двадцать краж, признается в них и будет доказано, что на
15
Э. и Ж де Гонкур, т. 2
225
преступление его толкнул голод, толкнула нужда — его оправ
дают... Да, вы — люди закона и чести, а мы, хотя у нас и само
властье, мы люди...»
Он ищет нужное слово, и я подсказываю ему:
— Более человечные!
— Да, именно! — подтверждает он. — Мы менее связаны
условностями, мы более человечные люди!
Сегодня воскресенье, последний день выборов, и мне любо
пытно, какое настроение царит в гостиной Гюго *.
На лестнице мне встречаются Мерис и Вакери; Вакери
громко спорит со своей дочерью о том, нужно ли нанимать эки
паж — он явно не расположен тратиться из-за нее.
В салоне поэта, почти пустом, справа от Гюго на уголке ди
вана застыла в позе благоговейного внимания г-жа Друэ, похо
жая в своем строгом, но изящном платье на знатную вдову.
Слева — жена Шарля Гюго полулежит в ленивой позе, утопая
в мягких волнах черного кружевного платья, мило улыбается,
но в глазах у нее я замечаю насмешливые искорки, — ей, дол
жно быть, прискучило ежевечернее священнодействие и старая
погудка великого человека — ее свекра. Гости: Флобер, Турге
нев, Гузьен и какой-то ничем не примечательный молодой че
ловек.
Гюго рассуждает о выступлениях Тьера, как бы стараясь