Дневник. Том 2
Шрифт:
с Маньяром *.
456
Понедельник, 31 декабря.
Все мои сторонники усердно дарят конфеты мадемуазель
Режан, другим актрисам и восьми девчушкам, которые играют
в моей пьесе.
Марпон, встретившийся мне в дверях своей лавочки на
Итальянском бульваре, сообщил, что утреннее представление
«Жермини Ласерте» было отложено по приказу министра и
большинство людей, купивших на него билеты, потребовали
вернуть
смотреть «Влюбленного льва» *. <...>
ГОД 1 8 8 9
Четверг, 3 января.
< . . . > Катюль Мендес рассказывает об Антуане, утверж
дая, что он самый переменчивый и сложный человек на свете,
если только не самый простодушный и ограниченный.
Уже уходя, на пороге, Симон представляет мне Дюбрюйана;
и хотя тот всегда хулил меня, я отметил, что у него очень при
ятное лицо — он похож на красивого кавалерийского офицера,
в его чертах есть что-то смелое, прямо-таки неотразимое.
На минуту зашел в театр, где Порель подтвердил, что утрен
ний спектакль в воскресенье отменили по приказу министер
ства, но приказ этот отдан под давлением самого Карно. Таков
наш слабоумный президент, которого все, кто его ближе узнает,
считают ничтожеством, творящим произвол наподобие Людо
вика XIV. А еще болтают о либеральных правительствах!
Какие крепкие нервы нужны для смены взлетов и падений
в театре! Утром, получив известие о сборе в сорок тысяч фран
ков, я вообразил, что жизнь моей пьесы будет долгой. Вечером,
когда сбор составил всего лишь две тысячи триста, я задаю
себе вопрос: уж не выдохнется ли после двух десятков пред
ставлений эта пьеса, так сильно нашумевшая и возбудившая
такой острый интерес к себе?
Пятница, 4 января.
< . . . > Художник-спиритуалист Эннер, чьей фантазии хва
тает лишь на то, чтобы вечно писать маленькую нагую жен
щину, совершенно белую на фоне черного ночного пейзажа, —
эти его картинки производят впечатление чего-то вроде белесой
болячки посреди овального пятна цвета сажи, — сказал как-то,
одержимый высокомерным презрением ко всему реальному:
458
«Если достаточно выйти в свой сад, чтобы приобрести талант,
то нет ничего легче этого». Отнюдь, господин Эннер: каков бы
он ни был, как бы ни проявлялся, талант не легко дается!
Воскресенье, 6 января.
Статья некоего Виллата, в «Декаденте» *, свидетельствует
о том, что
стве случаев выпустившие в свет по одной брошюрке, завидуют
человеку, который за сорок лет написал сорок томов. Вот что он
соизволил сказать обо мне: «Господин де Гонкур глубоко анти
патичен большей части литературной молодежи; это тип спе
сивого и ревнивого неудачника, извинением которому даже не
может служить бедность, — хотя бы относительная. Он вообра
зил, что скандалы в Свободном театре дают ему право бес
честить буржуазную сцену, чтобы сделать заметной собствен
ную особу... Сенат, воспротивившись представлению этой пьесы,
совершил акт, делающий ему честь; жаль только, что какой-то
смехотворный Локруа, подвизающийся ныне в роли министра
народного образования, взялся защищать эту правду, которая
принижает человека...»
О славная молодежь — чистоплюйствующая и одновременно
восторгающаяся Рембо, этим убийцей-педерастом, — как го
рячо приветствовала бы она сенат, если бы он запретил мою
пьесу!
Понедельник, 7 января.
Вечером, после обеда, на который я пригласил супругов
Доде, Оскара Метенье и Поля Алексиса, Метенье прочел нам
пьесу, написанную им вместе с Алексисом по «Братьям Зем-
ганно».
Доде, г-жа Доде и я были глубоко взволнованы, но и не
меньше изумлены тем, что из моей книги удалось сделать
такую сценичную пьесу. Она очень хорошо построена и пред
ставляет собою истинно изящное, истинно художественное тво
рение двух утонченных, одаренных фантазией умов.
Я очень доволен, что подсказал им мысль — вопреки мнению
Золя — придерживаться романа, не вводить в пьесу любовь и
показать Томпкинс * лишь причудливым силуэтом: я думаю,
что именно так понятый и так поданный образ Томпкинс сде
лает пьесу оригинальной.
После чтения Метенье сказал: «Хотите, я вам открою, как
родилась пьеса? Однажды вечером, когда мы говорили о театре,
459
Антуан сказал мне: «Почему бы вам не написать пьесу по
«Братьям Земганно»? Вышла бы прелюбопытная пьеса!» Ночью,
вернувшись домой, я залпом прочел роман, а утром написал
Алексису письмо, в котором предложил ему быть моим соавто
ром и просить у вас разрешения сделать пьесу по вашему ро
ману. Спустя несколько дней он принес мне ваше письмо из
Шанрозе, и мы тотчас же принялись за работу».
Воскресенье, 13 января.