Дневник. Том 2
Шрифт:
щие танцовщиц, вернее, серия «Малютки из балета», где так
и видишь натруженные конечности, выпирающие суставы, пле
бейское сложение, простонародные физиономии, печать наслед
ственного алкоголизма на формах и линиях тела этих девочек,
занимающихся таким грациозным ремеслом, — и все это пере
дано в рисунке, в котором превосходно ощущается волшебная
игра сценического освещения; к сожалению, неровности бу
маги придают иногда этюдам Леграна сходство с дешевой
тографией.
Выставлено несколько весьма чувственных рисунков «Пе
решептывающиеся балерины», — тут мы видим блеск, сияние,
пылание, если можно так выразиться, нимбов, создаваемых
пачками, задранными над трико.
630
Что же касается рисунков Леграна, — то эта осовременен
ная религия, эти изображения некоего сына плотника, Jesus populo 1, просто-напросто дрянь.
Понедельник, 20 апреля.
<...> У Жуо выставка литографий Тулуз-Лотрека, и мне
все кажется, что карикатурно уродливая внешность этого го
мункулуса нашла свое отражение в каждом его рисунке. <...>
Пятница, 24 апреля.
<...> Как докучает мне всякая умственная деятельность
и какую радость я чувствую в глубине души при освободитель
ной мысли о том, что с будущего года притворюсь мертвым в
ожидании настоящей смерти.
Суббота, 23 мая.
Получил от Моргана каталог, в котором перечисляются не
которые современные книги с посвящениями; и, право, не дур
ная ирония: рядом с нашими двумя книгами, посвященными
Виктору Гюго, стоят «Трофеи» академика Эредиа с посвяще
нием госпоже Анне Сен-Сер!
Вторник, 26 мая.
День моего рождения, и выход в свет последнего тома
«Дневника», среди всех неприятностей, которые начались с
момента его публикации в «Эко» и будут еще продолжаться
и продолжаться.
Вот объяснение письма Форена. Описывая жизнь скульп
тора Шарпантье, я рассказал, что Форен некоторое время но
чевал с ним под мостами. А так как в настоящее время Форен
устраивает garden party 2 для блестящего общества, то можно
себе представить, в какое раздражение привело его напомина
ние об этом нищенском прошлом. Но письмо, в сущности, веж
ливое, и это дало мне возможность ответить ему следующим
образом:
Милостивый государь!
Я всегда отзывался о вас и о вашем таланте
И когда я отмечаю, что ваши произведения слишком жестоки
для нашего времени, то эту жестокость я отношу больше на
1 Простонародного Иисуса Христа ( лат. ) .
2 Приемы в саду ( англ. ) .
631
счет испорченности конца века, чем на счет особенностей ва
шей натуры. Если же я и сообщил некоторые сведения о вашей
бедности в юные годы, то никак не думал, что могу этим вас
задеть, ибо предал их гласности в то время, когда вы уже до
стигли занимаемого вами сейчас высокого положения. Но все
будет сделано так, как вы пожелаете, тем более что на этом
последнем томе заканчивается моя жизнь в литературе.
Примите, милостивый государь, выражение моего искрен
него уважения к вам как к художнику, которое, впрочем, я
уже высказал в своем «Дневнике».
Среда, 3 июня.
Получив посылку от Золя — его книгу «Рим», я ответил
вымученными поздравлениями и вместе с тем написал, что его
три тома «Лурд, Рим, Париж» скорее являются историческими
сочинениями, чем романами, и следовало сделать их откро
венно историческими, отбросив любовный эпизод, который в
книге, задуманной как высокое обобщение, неизбежно выгля
дит незначительным, и что для него, пожелавшего доказать, что
он может выйти за пределы «Ругон-Маккаров», это стало бы
средством полного обновления творчества. < . . . >
Пятница, 5 июня.
Вильдей, заглянувший ко мне на часок, говорит, что если
в мирное время правительство устанавливает налог на ренту
в четыре процента, то можно быть уверенным, что в военное
время оно бесстыдно обанкротится.
Суббота, 6 июня.
И сверх всех неприятностей, девятый том «Дневника», по
выражению Фаскеля, как будто «не собирается расходиться».
Воскресенье, 7 июня.
<...> Заговорили о том, что в книге Золя «Рим» 751 стра
ница, и я стал доказывать, что внимание французского чита
теля может держать в напряжении только такое произведение
литературы, объем которого не превышает 350 страниц; Бар-
рес соглашается со мной, говоря, что не может безоговорочно
восхищаться книгой Толстого «Война и мир», так же как и