Дни мародёров
Шрифт:
И в тот вечер на нее надели чертовски красивое черное платье из тонкого шифона с рваным подолом. И каблуки. Высокие, страшные, самые первые каблуки в ее жизни.
Мирон сам сделал ей совершенно дикий макияж под стать себе и вспенил ее белые волосы «Суперблеском».
В ту ночь даже старшеклассники смотрели на нее, открыв рот.
Но важнее всего был Мирон.
Она была влюблена в него как кошка, и тогда на сцене, когда он обнимал ее, прижимал к себе, когда он пел с ней в один микрофон и водил клыками по
Первый поцелуй с языком, первые каблуки, первая песня...
Было темно и холодно, прямо как сейчас.
Роксана закрыла глаза, обняла себя руками, заскользила ладонями по телу, пытаясь представить, что это делает Мирон, и снова запела. Прямо как тогда.
Дождавшись, пока Блэйк уснет, Сириус осторожно выскользнул из ее постели и оделся.
Всем чужим кроватям он всегда предпочитал свою.
Перед тем как уйти, он оставил бархатную коробочку с запиской у нее на тумбочке.
«Сегодня твои глаза сияли».
Сопливая хрень, но Блэйки точно понравится.
Сириус захватил мантию-невидимку и у двери обернулся. Блэйк спала на животе, распластавшись по постели, как морская звезда. Он вспомнил, как она светилась этой ночью, как легко выболтала ему то, что сегодня вечером все мальчики слизеринцы собираются в каком-то клубе. Что за клуб она и сама не знала.
А теперь ещё и эта подвеска.
Сириус не любил чувствовать себя виноватым.
Не хватало еще, чтобы эта дура в него влюбилась.
Он вышел в коридор и услышал, как тревожно звенит в кармане джинсов заколдованное зеркало. Вот теперь он точно почувствовал себя виноватым, обещал ведь, что будет начеку.
— Да, Сохатый, я здесь, — проворчал он, опередив Джеймса.
— Нотт, Снейп и твой брат полчаса назад были в гостиной, придурок! — зеркальце заорало так, что по коридору разлетелось эхо.
Сириус остановился.
— Ты уверен?
— Уверен?! Они втроем просто исчезли! Исчезли, понимаешь?! На ровном месте! Я смотрел на Карту, не отрываясь! Они были, а потом исчезли!
— Мать твою, Сохатый, почему ты не сообщил?!
— Что?! Да пошел ты, Блэк, я тебе это зеркало при встрече под хвост зас...
Сириус сунул зеркало в карман и плотнее закутался в мантию, но уже на подступе к коридору спален мальчиков вдруг услышал доносящуюся сверху музыку.
Знакомую музыку.
Настолько знакомую, что он невольно замедлил шаг, недоверчиво вслушиваясь в ударные ноты, и обернулся.
Не может быть, чтобы кто-то из слизеринцев слушал «ДС».
Это же насквозь магловская группа!
Да еще и такую песню как «Cold Blooded» мог знать только истинный фанат, который не поленился простоять несколько часов в очереди за малотиражным первым альбомом. У Сириуса с этой песней были особенные, интимные
Сириус взбежал по ступенькам и через высокий арочный проход вернулся в темное, полное музыки подземелье.
И замер, сраженный внезапным ударом.
Вот она — кара за все грехи, вот оно — наказание.
Музыку слушала она.
И не просто слушала.
Она... пела.
Сириус не знал, как она это делала, но от звуков ее низкого голоса у него поднимались волосы на руках.
«You can’t trust a cold blooded man
Girl, don’t believe in his lies
Can’t trust a cold blooded man
He’ll love you and leave you alive »
Она медленно стащила теплую кофту и небрежно отбросила в сторону. А потом вытянула обе руки вверх, стаскивая заколку, и волосы, белоснежные, пушистые и мягкие, как мех, рассыпались по спине и плечам.
«There’s one thing you must understand
You can’t trust a cold blooded man »
Эта песня была как озвученный стакан виски, забытый у камина вечером. И Роксана Малфой купалась в этом виски, плавала в нем как вишня, дразня Сириуса.
Она двигалась так, словно её ласкал невидимый любовник. Бедра, упругий живот, руки, крест-накрест скользящие ладонями по плечам, шее, груди, о Боже, прекрати, не останавливайся...
Сириус нервно сглотнул, подходя ближе. Сел в кресло.
Не прекращая петь, Малфой уперлась руками в стену, потянулась и скользнула по ней вниз, выгнувшись по-кошачьи и отставив маленький круглый зад.
Сириус почувствовал, как натянулась ткань на брюках. Руки, лежащие на подлокотниках сами собой сжались в кулаки и беспомощно разжались.
А потом она оттолкнулась от стены и снова принялась бродить по комнате, не-то танцуя, не то просто лаская себя. И смотреть на это было попросту невыносимо. А не смотреть — тем более. Песня становилась все громче и напряженнее, стремясь к кульминации, и Роксана пела громче и сильнее, так, словно ей было больно.
Под конец Малфой остановилась, легонько обернувшись на мысочках и вскинув обе руки.
И в этот хрупкий миг, понимая, что больше просто не выдержит, Сириус одним резким движением сбросил с себя мантию.
Малфой подпрыгнула, судорожно втянув в себя последнее слово.
Сириус приподнял уголок губ.
Долгие несколько мгновений они просто смотрели друг на друга. Она дышала часто и тяжело. Сириус тоже, хотя старался это скрыть.
— Доброй ночи, — наконец молвил он, вложив в это пожелание всю учтивость и светскость, на которую сейчас был способен.
— Что ты... что... — Малфой сдернула с дивана плед, в чем, собственно, не было никакого смысла, потому что, пока она танцевала, Сириус мысленно потрогал каждый сантиметр ее тела.