Дни мародёров
Шрифт:
— Кстати, парни...вам не кажется, что во всём этом есть...связь?
— Ты про задницу лысой гориллы?
— Угу. Я всё думал... — Сохатый перевернулся на спину и уставился в потолок. — Смотрите: мракоборца убивают слизеринцы, — он загнул один палец. — Мы обнаруживаем подземелье под Слизерином, — загнул второй. — В лесу, в ночь полнолуния мы видим Нотта и Снейпа, там же, на самой охраняемой территории появляются оборотни и эта горилла в их компании, — загнул третий. — Умирает маглорожденная ученица, её смерть пытаются повесить на Лунатика и слизеринцы усиленно распускают по всей школе слухи о его болезни, — он загнул четвертый палец. — А теперь
— Ты хочешь сказать... — Ремус посмотрел на Бродягу, а потом они вместе посмотрели на Джеймса.
— Именно так! — Сохатый оглянулся на них. — Я думаю в нашей школе появился ещё один оборотень, парни. И он слизеринец.
====== Миледи приходит на помощь ======
Жизнь повернулась к Питеру спиной.
Другого объяснения происходящему он просто не находил.
А ведь в понедельник всё начиналось просто великолепно. Он сидел за настоящим карточным столом, слева от него сидел сын заместителя премьер-министра, напротив — наследник корпорации Юниверсал Брумз Лимитед, а рядом — будущий владелец сети аптек, им подносили настоящие алкогольные напитки, где-то играла живая музыка, все переговаривались тихо и вежливо. Никто из этих богатых парней не пытался подшутить над Питером, не пытался сжульничать, не подкалывал его за невнимательность и запоздалую реакцию. Они говорили с ним вежливо. Они улыбались. Они принимали его за равного себе. Правда, когда Паркинсон, этот картавый пятнадцатилетний пижон принялся расспрашивать его о семье, Питер, отчаянно потея, наврал, что его отец — шпион Министерства, некий Петир Грю и что его упекли в Азкабан за службу Гриндевальду. Эта выдумка была его старой детской фантазией, но, как ни странно, новые друзья поверили в неё и расположились к Питеру ещё больше, так что он совсем расслабился и почувствовал, что эта ночь принадлежит ему...
А потом... потом партию выиграл этот тупой смазливый мальчик с кудрявыми волосами. И тут же все эти богатые парни мгновенно вскочили, окружили этого кудрявого недоумка и совершенно забыв про Питера. Они хлопали Эйвери по спине и плечам, они поздравляли его, а тот, белый как полотно, с посиневшими губами и стеклянными от ужаса глазами весь трясся от рукопожатий и оглядывался на Нотта, который один остался сидеть за столом, невидяще глядя куда-то вглубь той зеленой карты, которая принесла победу Эйвери.
Но, видимо судьбе было недостаточно одного поражения и вскоре Питер испытал ещё одно, на сей раз — на любовном фронте.
Он уже смирился с мыслью, что Блэйк Забини для него недоступна. Целый год он лелеял мечты о том, как когда-нибудь обязательно станет успешным, великим волшебником и тогда она обратит на него внимание. Но теперь эта роскошная, гордая девушка готова была в лепешку разбиться ради Бродяги и Питер понял, что на самом деле она ничем не лучше остальных тупоголовых куриц. И на него снизошло озарение: ему стоит обратить внимание на кого-нибудь под стать себе! Надо найти тихую, никому не нужную девчонку и влюбить её в себя, так, чтобы она бегала за ним так же, как Блэйк — за Сириусом. Он решил приударить за одноклассницей, Мэри Макдональд. Она ведь всё равно никому не нужна. Но как только эта светлая мысль прижилась в сознании Питера и он начал присматриваться к Мэри, в один прекрасный дождливый день увидел её в Хогсмиде, в кафе мадам Паддифут, где она самозабвенно лизалась с Сохатым...
И вот теперь, избитый неудачами, одинокий и несчастный,
Полнолуние...
Самая жуткая ночь во всем месяце. И самая каторжная для Питера.
Над ним снова будут измываться, снова будут унижать...
Питер потер живот и поморщился.
Весь этот стресс привел к тому, что у него развился гастрит.
Но от этого никуда не деться. Он обязан терпеть всё это, иначе его прогонят из компании. А этого он допустить ни в коем случае не мог. Уж лучше быть мишенью, чем пустым местом. Питер с тяжелым вздохом спрятал недописанное сочинение в сумку, кое-как затолкал книги на полки и направился к выходу из библиотеки, как вдруг услышал нечто такое, что заставило его остановиться, а затем и вовсе спрятаться за книжным стеллажом.
Говорили двое мальчиков. Питер хорошо знал эти голоса, помнил их дружный тембр, звучащий над зеленым карточным столом, помнил их смех.
— Ты не имеешь права указывать мне, Като! — говорил Эйвери. Голос у него был высокий и перепуганный, а когда Питер украдкой раздвинул книги и выглянул, увидел, что Нотт сжимает предплечья Эйвери, как-то...очень нежно. — Только не теперь. Я победитель. Я выиграл её. Значит я сделаю это!
— Ты — кретин Генри, а не победитель! Посмотри на себя! Тебя уже трясет! — он облизал губы и яростно зашептал, так, что Питеру пришлось сунуть голову между книг. — Ты думаешь это так просто — убить человека? Думаешь так просто?! Ты хоть понимаешь, кто будет там этой ночью? Ты осознаешь, что они сделают с тобой, если узнают, кто ты? Что с тобой станет? А со мной? С твоей семьей? Тебе нельзя быть в лесу этой ночью, как же ты не понимаешь?!
— Когда он выберет меня...когда мне поставят Метку... — с каждым новым словом Эйвери приподнимал голову всё выше и выше. Нотт оттолкнул его, шагнул в сторону, запуская пальцы в волосы и снова обернулся. — Ты увидишь, на что я способен и пожалеешь о своем недоверии...
— Ты не слышишь меня?! Генри, ты не сможешь её убить, ты не сможешь контролировать себя! — Нотт вдруг встряхнул Эйвери за плечи и как-то неестественно, но очень нежно взял его лицо в ладони. — И тогда они убьют тебя! Я тебя потеряю, ты понимаешь?!
— Тогда отмени всё! — Питеру показалось, что в голосе Эйвери звучит мольба. — Отмени! Иди к Люциусу, или прямо к нему и скажи им, что я отказываюсь, — Нотт опустил руки и чуть отодвинулся. Теперь голос Эйвери дрожал. — Я стану предателем. Что они... что он сделает со мной? И с моей семьей? Он убьет нас всех! Ну что, ты пойдешь к нему? Пойдешь?
Катон покачал головой и вдруг притянул его к себе.
А дальше начало твориться такое, что Питер отпрянул от стеллажа и опрометью бросился из библиотеки.
*
Истома свела мышцы живота. Сириус вцепился в спинку кровати, предчувствуя близость развязки.
— Рокс... о черт... о да, детка, вот так, вот так...
Последний рывок. Нет, ещё один, ещё и ещё...ещё...и...
ДА! Да, черт возьми!
Удовольствие прожгло его, он с хрипом подался вперед, но после упал на теплую простынь ещё более злой, чем был до этого. Скопившееся напряжение не взорвалось, не освободило его, а наоборот, вдруг сжалось как разряженный воздух и растворилось в теле.