Дни мародёров
Шрифт:
Крепко сжимая руку Джеймса, Лили шагнула внутрь.
В вагоне было практически пусто, если не считать плечистого волшебника в белой шубе и шляпе, да сухонькой добропорядочной ведьмы в шляпке и пальто с номером «Ежедневного пророка» в руках. Стены здесь покрывала всё та же позолота, пол устилал вылинявший старый ковер. Вдоль окон тянулись ряды бархатных двухместных диванчиков — один напротив другого.
С любопытством озираясь по сторонам, Лили опустилась на мягкий диванчик. Пока она вертела головой, Поттер достал из кармана два билета и сунул в какой-то приборчик с щелью,
— Сонная лощина!
— Что он сказал? — она схватила севшего Джеймса за рукав. — Какая лощина?
— Сонная, — удивился её реакции Джеймс и оглянулся, когда мимо них прошел волшебник в шубе. — Добрый день, Йетти!
Волшебник резко обернулся и Лили чуть не вскрикнула, увидев под широкополой шляпой широкую приплюснутую морду с двумя лютыми черными глазками, изогнутыми клыками, торчащими из нижней губы и непонятным розовым носом. То, что она изначально приняла за шубу было мехом, под которым отчетливо виднелся полосатый галстук.
— Добрый день, Джеймс, — учтиво проговорил йетти, приподняв шляпу. — Из школы?
— Да, — Джеймс незаметно погладил перепуганную Лили по руке.
— Славно. Передавай привет Хагриду! — с этими словами Йетти сошел с трамвайчика, в дверях поздоровавшись с каким-то дерганным пожилым волшебником в потертом заплатанном пальто, с кучей каких-то чертежей и свертков в руках. На клочковатой голове криво сидела шляпа, увенчанная диковинного вида очками.
— Как жизнь, Икабод? — несколько натянуто спросил Джеймс, когда волшебник поравнялся с их местом. Нервно вздрогнув, он стремительно повернулся к ним, обернувшись всем телом.
— А-а, Джеймс, — его голос облегченно задрожал. Взгляд метнулся по лицу Поттера, перескочил на Лили, но, похоже, не нашел ни в них, ни в ней ничего опасного. — Прекрасно, прекрасно, п-просто прекрасно... — поджав одновременно и плечи, и губы, он двинулся дальше.
— Икабод? — не веря своим ушам прошептала Лили, когда трамвай возобновил ход и застучал колесами. — Икабод Крейн?!
— Да, — удивился Джеймс. — А ты откуда знаешь?
— Если я скажу, — Лили посмотрела Джеймсу в глаза. — Ты мне все равно не поверишь.
В этот момент трамвай вдруг снова качнуло. Икабод, который только-только собирался сесть, с размаху тюкнулся лбом в стену. Всё его имущество взлетело в воздух. Чертежи раскрутились, коробки попадали, устрашающе-круглый свиток покатился по полу...
— Береги голову, — едва слышно молвил Джеймс вслед Икабоду, который издал вопль отчаяния и бросился по вагону вслед за ускоряющейся тыквой в тряпке.
Остаток пути Джеймс знакомил Лили с пробегающим мимо Ипсвичем и своим детством. Только у него получалось рассказывать о невероятно смешных вещах с таким серьезным, почти трагичным лицом. Ему нравилось смешить Лили, видеть, как она пытается не смеяться и не может. В такие минуты он любил её особенно — поэтому без предупреждения лез целоваться и они надолго проваливались в щемящее сладкое тепло, не замечая входящих и выходящих
В один из таких, особенно сладких моментов, сухонькая дама у окна напротив отшвырнула газету и пригрозила, что пожалуется на них машинисту, если они не «прекратят этот грязный разврат!».
Джеймс вежливо выслушал все её жалобы, не отпуская от себя Лили ни на дюйм, прокричал в ответ: «И вам Счастливого Рождества, миссис Крамплботтом!», как если бы она была совсем глухая, после чего покрепче обнял протестующую Лили и поцеловал.
Мадам не выдержала и сошла на ближайшей же станции, сопровождаемая довольным смехом Поттера. Едва дверь за ней закрылась, Лили хлопнула Джеймса варежкой по груди, отстраняясь.
— Зачем ты так?
— Затем! — фыркнул Джеймс. — Эта старая карга поставила своей целью извести все парочки в Ипсвиче. Всякий раз, когда она видит меня с девчонкой, колотит своей гребанной сумочкой по... — Джеймс осекся, увидев как Лили красноречиво сместила губы на сторону.
— Я имел в виду раньше! Раньше у меня было много подружек, но сейчас — нет. Я имел в виду только одна, — брови Лили поползли вверх. — Под “подружкой” я имел в виду тебя! Но ты не подружка-подружка, понимаешь, ты не как другие девчонки, ты почти как парень... — Лили выпучила глаза. — Боже... ладно, можешь просто меня убить, — и он сполз по сидению, надвигая на лицо шапку.
Пару секунд Лили ничего не говорила и Джеймс решился приподнять край шапки.
Лили смотрела на него, всё так же подняв брови, только губы её теперь дрожали от смеха.
— Дурак! — проговорила она, потрясенно покачав головой, а затем вдруг сдернула с него шапку и повалила на сидение.
Надо сказать, что Джеймс Поттер ещё никогда не чувствовал себя таким счастливым, как в те мгновения в старом грохочущем трамвае.
...1974 год...
Третий курс.
Кабинет зельеварения
— Время вышло!
Ученики шумят, Слизнорт пускается в обход по классу. Все суетятся и спешат показать ему свои противоядия, а Джеймс тоскливо смотрит в свой котел. Его зелье выглядит так, словно умоляет о легкой смерти, пока Сириус без особой надежды на успех тыкает его волшебной палочкой. Джеймс мрачно лохматит волосы и оглядывается на Нюниуса — тот явно состряпал очередное гениальное творение и весь светится в предвкушении очередной «звездочки».
Эванс смотрит на упыренка с гордостью.
Не в силах вынести такую несправедливость, Джеймс соскакивает с табурета и бросается к шкафу запасов.
— Куда ты? — окликает его Сириус.
— Сейчас старик охренеет, — обещает Джеймс, плюхаясь на место и сжимая свою находку в кулаке.
— Вы не хотите объяснить нам, что это такое, мистер Поттер? — участливо спрашивает профессор, едва заглянув в их котел.
— Это протест, профессор, — Джеймс поправляет очки. Сириус подпирает голову рукой, предчувствуя славную шалость.
— Протест? — Слизнорт кажется заинтересованным и оглядывает класс так, словно призывает всех заинтересоваться вместе с собой. — И против чего же вы протестуете, молодой человек?