Дни мародёров
Шрифт:
Едва Лили вошла, маленькие светильники на стенах налились приглушенным теплым светом. На одном из них висел школьный галстук. Вот тут он вырос. Вот тут проходило каждое его лето вне Хогвартса...
...он целует её шею, плечи, ключицу, безжалостно мнет, ласкает языком, целует грудь, спускается на живот, облизывая, прикусывая кожу, ещё ниже, ещё...
Она даже не помнит, в какой момент сделала то, что так её пугало — когда она раздвинула ноги. Ей часто случалось испытывать возбуждение, но это не имело никакого сравнения с тем, что было раньше. Это было даже не возбуждение, а мучительная, отчаянная
И когда он делает это, Лили взрывается удовольствием, выгибается дугой и вскрикивает — впервые в жизни вскрикивает, потому что не может удержаться...
Под окном, небрежно задернутым шторой, стояла довольно низенькая широкая тахта, заваленная подушками и застланная темно-серым пледом в черную клетку.
...плед сбился и свалился на пол, постель разметалась под их сплетением. Джеймс рывком садится на колени и увлекает её за собой, жалобно раскрасневшуюся, беспомощную, слабую. Лили невольно охает, врезаясь в него, сжимает его бедра и талию коленями, обнимает его за шею, легонько вонзая ногти в спину и всё ещё слегка задыхаясь.
К этому потрясению она была ещё не готова.
Её всё ещё трясет...
Мерлин, не может быть, чтобы это было так хорошо...
Комната располагалась в мансарде, под скатом крыши. У стены напротив кровати располагаясь длинная, самодельная книжная полка в метр высотой, забитая учебниками, книжками, комиксами, журналами и пластинками. Между кроватью и комодом — письменный стол, обклеенный этикетками из-под сливочного пива и огневиски. Одна его ножка рассеяно поскребывала пол самыми что ни на есть настоящими когтями...
...Боже, кто бы мог подумать, что он окажется таким, думает Лили, плавясь в его объятиях. Не может быть, чтобы это был он, такой, такой, тако-ой...
По телу Джеймса, влажному от пота, то и дело проходит дрожь. Один раз, другой. Пальцы Лили спускаются из его волос к лицу, она обхватывает пальцами его голову, останавливая. Смотрит ему в глаза.
— Ты дрожишь, — шепчет она. Джеймс дрожит, а ей не страшно.
Лили встала с постели и подошла к открытой книжной полке. Потрогала корешки старых школьных учебник, удивилась, увидев втиснутый между ними томик Эрнеста Хэмингуэя. На самой полке располагался маленький зал славы Джеймса Поттера: кубок школы по квиддичу за пятый курс, кубки с местных соревнований, парочка книг о квиддиче и страшно потрепанное руководство по уходу за метлой. На стене над ними несколько медалей, постеров с автографами, целая коллекция вырезок из «Пророка» о прошедших квиддичных матчах (все посвящены игры «Кенмарских коршунов») и фотографии Джеймса в форме и на метле. Рассеяно глядя на то, как Джеймс снова и снова вскидывает своё тело вверх, держась за древко одними руками, Лили пролистала зачитанный том «Истории квиддича» и тут из него выпала цветная карточка. Присев, Лили подобрала её и внутри что-то сладко ёкнуло — это была её фотография, страшно замусоленная и потертая...
Глаза у Джеймса — пьяные, невменяемые.
Едва ли он слышит, что она говорит ему. Да Лили и сама не понимает, зачем говорит это.
Она притягивает его к себе и снова они целуются, обхватывают, лохматят, сжимают...
— Лили... — выдыхает он, не открывая глаза и спускаясь на её шею. Не может остановиться
Опасаясь, что сейчас в комнату поднимется Джеймс, Лили сунула фотографию на место и кое как примостила книжку в стопке старых спортивных журналов, но что-то мешало. Этим чем-то оказался старый альбом для рисования.
Лили опасливо покосилась на дверь, перешла с альбомом к постели и перелистала пару страниц.
Летящий снитч, такой настоящий и объемный, что его, кажется, можно обхватить пальцами. Ещё один летящий снитч.
Снитч в руке — пальцы прорисованы до мельчайших деталей и трещинок.
Человек на метле — один, другой, третий.
Портрет Дореи Поттер за столом на кухне. Невероятно красивый, полный любви портрет.
От следующего рисунка у Лили перехватило дыхание.
На неё внимательно смотрели красивые миндалевидные глаза.
Её глаза.
На следующей странице она снова обнаружила себя — чуть в профиль, как если бы сидела за партой. Голова опущена, копна волос, убранная на одну сторону, кажется куда пышнее, чем есть на самом деле. Любовно сглаженная линия шеи и тщательно прорисованные завитки волос. Лили машинально тронула себя за шею в том месте, где на рисунки пушились тонкие волоски...
На лестнице раздались шаги. Лили поспешно захлопнула альбом.
Дверь открылась и в комнату боком протиснулся Джеймс с двумя кружками в руках.
— Ну что, как тебе моё логово?
— Тепло, — это было первое, что пришло Лили на ум. На почему-то никак не могла заставить себя посмотреть ему в глаза. — У тебя классная комната. Похожа на те...
То ли она встала слишком резко, то ли Джеймс шагнул слишком близко, но Лили случайно выбила кружку у него из рук. Замечательный, выстраданный в кулинарных муках горячий глинтвейн фонтаном ударил в воздух, заляпав Джеймса, а когда тот неловко дернулся, вторая кружка почти целиком выплеснулась Лили на грудь.
— Вот и согрелись, — смеялась Лили, брезгливо оттягивая липкую и мокрую ткань.
— Тебе понравилось? — смеялся Джеймс, отплевываясь и протирая очки краем футболки.
— Очень. Дай мне во что-нибудь переодеться, — попросила Лили и, убедившись, что Джеймс не смотрит, вылезла из мокрой одежды.
...рука её скользит вниз по вздрагивающему поджарому животу, пальцы нащупывают застежку. Джеймс прерывисто вздыхает и утыкается горячим лбом в её плечо, до боли сжимая её предплечья.
А затем она расстегивает его джинсы.
Её рука узко проскальзывает в жар.
Джеймс мучительно мычит и бедра его резко дергаются ей навстречу. У Лили перехватывает дыхание, когда она чувствует, как сама по себе растет горячая плоть в её ладони.
— Стой... — стонет он. — Не так...
Она растерянно замирает. Ей страшно, она сделала что-то не так?!
— Ложись... — хрипло шепчет он, окончательно стягивая джинсы...
Футболка Джеймса была велика ей размера на четыре. И пахла Джеймсом.
Лили влезла в неё и выпростала волосы, искоса поглядывая, как Джеймса у комода вылез из свитера. У него была узкая талия. И широкие плечи. И пара родинок на поясе и лопатках. Он был очень красивый... её Джеймс. Его хотелось трогать. Гладить. Обнимать. Просто прикасаться к нему.