Дни мародёров
Шрифт:
— Точно? — спросила она таким тоном, словно от слов Сириуса зависела вся ее дальнейшая жизнь.
Сириус кивнул.
Когда они добрались до обрыва, дождь прекратился. Тучи растеклись по персиковому, молочно-розовому небу, превратившись в безобидные тающие облачка. Небо и море слились в белоснежной дымке на горизонте и словно поменялись местами.
У самого обрыва дети нашли поваленное молнией дерево — верхушка его покоилась над пропастью, а все тело, до этой грозы растущее не один десяток лет, лежало на земле. Мощный ствол при падении смял молодые деревца,
Сириус забрался на место слома, которое было на обрыве самой высокой точкой, и счастливо сощурился, подставляя лицо потокам соленого морского ветра и теплому червонному свету заката.
Роксана тоже забралась на посеребренный молнией ствол. Солнце, похожее на небольшой пылающий рубин, медленно выходило из-под покрова облаков.
Глядя на эту восторженную красоту, Роксана думала о тысяче вещей сразу, но мысли ее то и дело возвращались к тому, что если бы она не убежала, то после вкусного ужина из ржаных блинчиков с клубничным джемом могла бы забраться в теплую постель и ждать, когда Люциус придет поболтать с ней перед сном или просто почитать, сидя за ее столом.
Как только она об этом подумала, в сердце шевельнулась змейка — совсем скоро он перестанет приходить к ней и будет читать рядом со своей женой.
«Если я сейчас упаду с обрыва, то им всем будет стыдно… я буду лежать мертвая, а Люциус будет плакать…»
Ствол вдруг загудел под ней — Сириус спрыгнул со своего гнезда и уселся рядом.
— Знаешь, что?
— Что? — спросила она, раскачивая ногами воздух.
— Я получил письмо из Хогвартса.
Роксана взглянула на его сияющую мордашку и попыталась представить, каково это — получить письмо из школы, в которой учился Люциус…
— Всего тридцать дней, и я уеду учиться, — он хлопнул по дереву ладонью. — Скорее бы! Не могу дождаться. Но… я, наверное, попаду в Слизерин. Все мои учились в Слизерине.
Роксана вспомнила, как все эти годы, что Люциус учился в закрытой школе вдали от семьи, она только и мечтала, как бы очутиться рядом с ним, в этом самом Слизерине. Мама, наверное, гордилась бы ею.
— Только я не хочу к этим фрикам. Было бы классно поступить в Гриффиндор, там все крутые маги учились. Ты уже получила свое письмо?
Девочка покачала головой, все так же болтая ногами в воздухе.
— Как это? — удивился Сириус. — А сколько тебе лет?
— Мама говорит, что у женщин о таких вещах не спрашивают, — высокомерно заметила она, но тут же ответила: — Десять.
— Значит, мы поедем вместе, — Сириус улыбнулся, но Роксана отвернулась от него, и он потух.
— Что?
— Люциус говорит, что Хогвартс — плохая школа, — буркнула Роксана. — Он говорит, что туда пускают учиться всех подряд.
— А это плохо — всех подряд? — мрачно спросил Сириус.
После небольшой паузы Роксана пожала плечами и повернулась, озадаченно взглядывая на Сириуса. Ветер растрепал белые, как снег, волосы и бросил ей на лицо, так что на виду остались
— Не знаю.
— Где же ты будешь учиться, если не в Хогвартсе?
— Мама говорит, что в Норвегии есть хорошая школа.
— Но это же далеко! Это… — Сириус плохо знал карту. — На другом конце света.
— Да? — девочка поникла. — Надеюсь, что меня туда не примут.
Они замолчали. Солнце, коснувшись воды, расплескало по морю расплавленное золото. Небо расчистилось и тоже окунулось в воду, став таким же необъятным, как и море под ним. В воздухе вдруг особенно сильно запахло травами, дикими цветами и морем. Наверное, так же выглядел мир, когда в нем совсем не было людей. Небо, вода и шелест трав, которые когда-нибудь станут деревьями и упадут, пораженные молнией.
Сириус почувствовал, как девочка опустила голову ему на плечо.
— Будешь мне писать? — спросила она, глядя, как чайки, до этого парящие над обрывом, уносятся на самый горизонт. Найдя руку мальчика, она сжала ее, уже привычным жестом переплетая их пальцы. Сириус почувствовал странный трепет. Захотелось одновременно и отнять руку… и держаться вот так всегда, всю жизнь.
— Будешь, Сириус?
Впервые за вечер она произнесла его имя.
Сириус повернул голову и случайно коснулся носом ее лба.
Кожа у нее была нежная и матовая. На щеке — крошечная светлая родинка. Белоснежные волосы, размытые ветром, напоминали завитки крема.
Мальчик почувствовал, как сердце его отяжелело и заторопилось куда-то, сбивая дыхание.
Он вдруг неожиданно для самого себя подался вперед, закрыл глаза и поцеловал красные, как земляника, губы девочки. Все внутри болезненно и сладко вздрогнуло, съежилось, забилось…
Он замер на секунду, чувствуя живое тепло в паре миллиметров от своего лица, и поцеловал еще раз, слегка сжав при этом ее нижнюю губу. Раньше он этого никогда не делал и не был уверен, что делает правильно, но ему было очень приятно…
Голова кружилась так, словно он ухнул в пропасть над морем…
Сириус отстранился и с любопытством взглянул на девочку, желая узнать, что она почувствовала?
Роксана захлопала ресницами, открыла странные, сонные глаза и рассеяно коснулась своего рта, удивленно и пытливо взглядывая на Сириуса.
Но убегать и плакать, кажется, не собиралась.
Сириусу вдруг страшно, просто до чертиков захотелось снова ее поцеловать, так что он закрыл глаза, доверчиво потянувшись к Роксане, и весь затрепетал, когда она теперь уже сама поцеловала его в ответ.
… Их нашли, когда солнце уже опустилось в море, и стало сыро и холодно.
Роксану нашел Люциус, а Сириуса — его мать.
Их поодиночке отвели домой, не дав больше сказать друг другу ни слова.
Роксана на следующее же утро уехала в Дурмстранг, а он, погрузившись с головой в предшкольную суету, потом никак не мог вспомнить ее имя и со временем забыл даже, как она выглядит, и впоследствии рассказывал только, что впервые целовался, сидя над пропастью…
*Pierre Van Dormael — Nemo&Anna