Дни, месяцы, годы

Лянькэ Янь

Сянь-е неторопливо пробирался к выходу, не подозревая, что ему навстречу идет целая стая волков.

Тот бурый волк размером со Слепыша шел впереди, указывая дорогу. Увидев Сянь-е, стая резко остановилась. Но в следующий же миг бурый волк оглянулся на сородичей и смело повел их прямо на старика.

Сянь-е словно громом поразило – он понял, что угодил в ловушку. Зачем же я полез купаться, думал старик. Зачем я так долго сидел у воды. Лучше бы поскорее выбрался из ущелья, шел бы сейчас по тропе, а волки остались бы ни с чем. Крутя в голове эти мысли, Сянь-е принял невозмутимый вид, медленно опустил ведра на землю, снял их с крюков, развернулся и пошел с коромыслом прямо на стаю, будто в грош не ставит таких соперников. Шел он неторопливо, крюки на коромысле покачивались в такт шагам. Стая и Сянь-е двигались друг на друга. Два десятка шагов между ними быстро сократились до десяти, но Сянь-е, по-прежнему спокойный, размашисто шел вперед, словно собирался нырнуть в самую гущу волчьей стаи.

Его

выдержка напугала волков, они сбавили шаг и остановились у входа в ущелье.

Сянь-е шел им навстречу.

Два волка во главе стаи отступили на шаг назад. От этого шага сердце у старика немного успокоилось, он уже не чувствовал прежнего смятения и двигался еще быстрее и резче, шаги его так грохотали по ущелью, что со скал посыпались мелкие камешки. Волки бесстрастно следили за приближением старика, наконец Сянь-е дошел до того места, где ущелье сужалось, словно бутылочное горлышко, окинул глазами отвесные скалы и замер на месте. Между скалами здесь было не больше двух шагов, и Сянь-е занял это место, чтобы волки не могли зайти ему за спину и взять в кольцо.

Теперь кто кого перестоит.

Сянь-е до отвала напился воды и не чувствовал ни голода, ни жажды. Главное не отступать, думал старик, если устою на ногах, как знать, может, выберусь отсюда живым. Солнце забрало с неба последние красные тени. Потемневшее небо сделалось одного цвета с волчьими шкурами. В ущелье с тихим шорохом спускалось безмолвие горных сумерек. Пока волки не догадались, что у него на уме, Сянь-е пересчитал их – в стае было девять волков, три больших, четыре размером со Слепыша и два совсем волчонка.

Сянь-е стоял на месте, словно дерево, вросшее в землю.

Бирюзовые глаза волков походили на горящие бусины, развешанные в темноте. Над ущельем нависла черная гора тишины. Сянь-е не шевелился. И не издавал больше ни звука. Наверное, волки поняли, зачем он так бойко шагал им навстречу – чтобы первым занять теснину между скалами. Матерый волк взревел прерывистым сизо-красным воем. И стая снова двинулась на старика.

Сянь-е взмахнул коромыслом и со всей силы ударил им по земле.

Волки остановились.

До них было не больше восьми шагов, в последнем свете сумерек Сянь-е разглядел, что у одного из трех матерых порвано левое ухо, а еще он немного хромал. Сянь-е пристально разглядывал этого волка. Какое-то время они смотрели друг на друга в упор, а потом матерый снова взревел хриплым воем, и стая двинулась на старика. Когда между ними осталось не больше шести шагов, старик перехватил коромысло и замахнулся, целясь в середину стаи, целясь в голову вожака.

Волки снова остановились.

Сянь-е глядел на вожака, краем глаза следя за остальными. Ярче всего глаза горели не у матерых волков, а у двух волчат, которые то выбегали вперед, то возвращались в середину стаи. Их глаза сверкали, словно вода на солнце, а из-под воды проступали смятение и страх. Волчата то и дело оглядывались на вожака. А он в ответ выл сизо-красным воем, понятным одной лишь стае. Последние отсветы на небе померкли, ущелье накрыло кромешной тьмой, а глаза волков сияли, словно изумрудные озерца. От выхода из ущелья потянуло сизым духом волчьих шкур. Он был бледнее, но отчетливей густой и липкой крысиной вони. Сянь-е вспомнил о кукурузе, подумал, что за это время сухотка успела сожрать всю зелень на листьях и перекинуться на стебель. Главное, чтобы она не добралась до сердцевины, думал Сянь-е, если на макушке останется хоть немного зелени, кукурузу еще можно спасти. Старика вырвала из раздумий сизая плеть волчьего воя, он вздрогнул, проморгался и сказал себе: сейчас надо думать только о стае, зазеваешься хоть на секунду – угодишь волкам в зубы. По счастью, волки не заметили, что старик отвлекся. Повинуясь вою вожака, стая двинулась было вперед, но Сянь-е взмахнул коромыслом, крюк ударился о скалу, и по ущелью полетело ледяное эхо, а волки снова отступили.

Противостояние подвесным мостом соединяло глаза вожака и Сянь-е, и каждое движение их век раскачивало мост, заполняя ущелье тревожным эхом. В темноте Сянь-е видел только глаза волков, зеленые бусины зрачков неподвижно висели в воздухе, и стоило им хоть немного сдвинуться с места, как старик взмахивал коромыслом, и бусины снова отступали. Время медленно катилось по воле старика, словно повозка, запряженная старым бессловесным быком. Вышла луна, круглая, словно волчий глаз, стало быть, сегодня середина месяца, пятнадцатое или шестнадцатое число. Налетел ветерок, и по спине у Сянь-е будто проползли земляные черви. Он знал, что это стекает пот. Ноги немели от усталости, по телу разливалась ломота. Неподвижное противостояние с волками выматывало старика куда быстрее привычной работы в поле. Больше всего на свете ему хотелось увидеть, как волки ложатся на землю, устав стоять неподвижно. Пусть хотя бы переступят на месте, чтобы размять лапы. Но волки не шелохнулись. Они стояли полукругом в шести шагах от старика и не сводили с него глаз, неподвижные, словно отесанные непогодой камни. Сянь-е слышал мерный стук, с которым перекатывались их зрачки, видел отсветы на холках, когда ветер со скрипом раздувал жидкую шерсть. Разве мне их перестоять, спрашивал себя старик. И отвечал сам себе: хоть в лепешку

расшибись, а стой! Но у волков по четыре лапы, возражал себе Сянь-е, а ты человек на двух ногах, да к тому же старик, восьмой десяток разменял. Силы небесные, отвечал на это Сянь-е, не успела ночь наступить, а ты уже дрогнул, неужто собрался даром сгинуть в волчьей пасти? Один из волчат не выдержал и улегся на землю, даже не посмотрев на вожака. Следом улегся и второй волчонок. Вожак глянул на них и взревел пурпурным воем, в ответ волчата разом обернулись и заскулили, их голоса протянулись в темноте, словно нежные зеленые побеги, и стая снова притихла. Волчата сдались первыми. Но стоило им улечься, как зараза усталости перекинулась на Сянь-е, и его ноги разом обмякли. Хотелось пошевелиться, размять суставы, но вместо этого старик только резко напряг и расслабил мышцы на ногах, дернув коленными чашками, и остался стоять в прежней стойке. Нельзя, чтобы матерые заметили, что ты шатаешься, будто какой-то волчонок, думал Сянь-е. Дашь слабину, и они тут же бросятся в бой. Будешь стоять смирно – выживешь, говорил себе Сянь-е, а начнешь шататься – навсегда сгинешь в этом ущелье. Луна с востока переместилась на юго-запад, спекшийся запах облаков, проплывавших по небу, подсказал Сянь-е, что завтра снова придет жара и солнечные лучи на гребне будут весить самое малое пять цяней. Сянь-е взглянул на небо и в паре десятков шагов от луны приметил густое облако. Подумал, что, когда оно наползет на луну, ущелье ненадолго окажется в тени. Старик стоял на месте, словно вросший в землю пень, и ждал. Наконец луна скрылась за облаком, по коже черным шелком заскользила густая тень, Сянь-е бесшумно согнул сначала одно колено, за ним другое и тут же почувствовал, как забитые каналы в теле прочистились и ноги снова наполнились силой. Сянь-е выпрямил спину, и крючки на коромысле зашелестели, словно рвущаяся влажная бумага. В этот миг тень добралась до стаи, и старик увидел, как зеленые огни, словно огромные светляки, подались вперед. Он взревел и со всей силы застучал коромыслом о скалы. Шум осыпающегося с кручи песка ручейком бежал мимо ног старика, а когда все звуки стихли и тень от облака доползла до выхода из ущелья, Сянь-е увидел, что пять волков из девяти подступили ближе, до них оставалось не больше пяти шагов. По счастью, Сянь-е успел размять ноги, а грохот его коромысла не дал волкам подойти слишком близко, теперь он мог стоять в своей боевой стойке хоть до самого утра.

Мне семьдесят два года, думал Сянь-е, я мостов больше обошел, чем вы дорог.

Пока я стою на ногах, думал Сянь-е, даже не мечтайте ко мне подойти.

Чего они испугались, думал Сянь-е, неужели волки боятся грозного взгляда застывшего недвижно человека?

Наверное, уже полночь, думал Сянь-е, почему иначе веки так отяжелели?

Не вздумай задремать, велел себе Сянь-е, клюнешь носом, и тебе конец. А дома ждут Слепыш с кукурузой.

Волчата внизу закрыли глаза. Сянь-е видел, как четыре самые яркие бусины мигнули и погасли, будто бумажные фонарики. Он бесшумно скользнул правой рукой вдоль коромысла, добрался до левой руки и со всей силы впился ногтями в запястье. Жгучая боль растеклась по телу, спугнув дремоту: она вздрогнула, словно прижженная угольком, спорхнула с век и упала в озерцо лунного света на дне ущелья. Сянь-е вернул правую руку на место. Один волк размером со Слепыша лег на землю, и зеленые огни его глаз тут же спрятались за тяжелыми веками. Услышав, как фыркнул вожак, ослабевший волк какое-то время пытался бороться со сном, но все-таки сомкнул веки.

Ночью время потекло с шелестом, как сквозь густую траву. Звезд на небе убавилось, луна светила холодно и скорбно. Глаза у Сянь-е слипались. Он украдкой оторвал от земли одну ногу и со всей силы наступил на другую, тогда закаменевшие веки немного помягчели. По звездам Сянь-е определил, что полночь уже позади. Словно звуки гонга, что отбивает вдали очередную стражу, в ущелье спускалась вторая половина ночи. Теперь главное не шевелиться, главное – не сходить с места, тогда дремота одолеет и остальных волков.

Так и случилось: влажное покрывало томившей Сянь-е дремоты укрыло и стаю. Еще три бурых волка упали на землю. И даже тихий, но яростный рык вожака не смог их удержать. Наконец стоять остался один вожак. Из целой россыпи зеленых бусин горели только две, Сянь-е смотрел на стаю и тихо торжествовал. Еще бы этот улегся, думал он про вожака. Ляжет на землю, и я смогу потихоньку размять мышцы. Но вожак вовсе не собирался ложиться, а сделал шаг вперед. Стало быть, решил сразиться один на один – при мысли об этом старика снова прошиб холодный пот. Он со всей силы замахнулся коромыслом, но вожак замедлил шаг, вгляделся ему в глаза и, описав дугу по залитому луной ущелью, вернулся в середину стаи, гулко рухнул на землю и опустил веки.

Все огни в ущелье погасли.

У Сянь-е вырвался долгий вздох облегчения, ноги разом обмякли, старик пошатнулся, сердце ухнуло вниз, но все-таки он устоял. И заметил, как глаза вожака сверкнули из-под прикрытых век. Сянь-е понимал, что спать нельзя – вожак только того и дожидается. Он нащупал рядом длинную лозу, вырвал ее с корнем, снял со штанов красный пояс, отцепил крюки с коромысла и связал все это вместе, стараясь посильнее шуметь. Четыре волка из стаи глянули на него и снова закрыли глаза.