Дни яблок

Гедеонов Алексей Николаевич

— Аня, — нервно сказал я, — мы обошли с двух сторон высокое… Ты же в курсе, да? Надо поздороваться заново.

— А то поссоримся, — сказала Гамелина. — «Давай вернёмся» тоже работает. Если, например, на то же самое место вернуться — вспомнишь, что забыл.

— Вроде ничего не забывал… — удивился я.

— А это? — спросила Гамелина и поцеловала меня до перерыва дыхания.

— Провалы в памяти… — просипел я.

— У тебя кровь на губе, — сказала Аня. — Теперь я знаю. Ты на вкус гемоглобин.

—

Хорошо, что хоть не пшёнка.

И мы вернулись, выписав почти идеальную восьмёрку по площади, к тому месту, откуда начали — принялись обходить столп, колонну, Змей. Конечно же, противусолонь, конечно же, мы смеялись, конечно же, в глаз мне попала соринка… Минуту спустя Гамелина вдруг выпустила мою руку и вновь нас разделила сначала тень от колонны, а потом и сам Змеиный столп.

«Привет на сто лет», — сказал я положенное на той стороне. И ответа не дождался…

Я сделал шаг, другой, почти обошёл колонну снова — нашлась толь ко коробочка с бисером и стеклярусом. Аня пропала.

Вокруг было туманно, светло и тихо. Очень тихо. Слишком.

Змеиная колонна переливалась оттенками зелёного, медь ясно проступала сквозь осень, гранитный узор из брусчатки влажно блестел серым, чёрным, бордовым… Зодиак. Я выбрал свой знак, потоптался на Скорпионе, обернулся через левое плечо и пошёл к столпу. Глядя на восточную, подлинную голову.

Настоящая настоящая змея с ипподрома глянула на меня свысока. Левым глазом. Затем сказала что-то соседкам, немного насмешливо, цокая языком изо всех сил.

Я подошёл поближе и покопался в сумке… Нашёл нужное…

— Хайре! — поздоровался я. — Я, Александр из здешних, несу вам угодную жертву: вот пепел, вот сласть, вот кровь. — Ия положил обугленный кусочек медовых сот у подножия колонны. Затем уколол палец… На соты закапала кровь.

— Ссмертный, — спросила восточная голова, — сскаши, ссмертный. Это ссмея?

Возле колонны вновь кружился павлин, собравший в себя, казалось, все оттенки заката.

— Нет, — честно ответил я. — Это крылатое существо.

— Но ссхоше со ссмеёй, — прошелестела голова.

— Я бы хотел задать вопрос, даже два, — начал я.

— Ссначала расссмотрим зертву, — сказали головы почти хором. Из столба выползла, ну, словно бы стекла по нему вниз, огромная трёхголовая тень. Тщательно обнюхала подношение и… — Ссвезина! — раздалось мгновение спустя. — Сстарый мёд! — зашипела западная голова… — Сславно! — закончила тень у ног моих и соты провалились сквозь землю.

— Я бы хотел узнать ответ, — начал я…

— Тогда сспроси, — сказала тень по-гречески.

— Нужно жечь листья или попросите живую кровь? — спросил я.

— Второе, — ответили тёмные головы, и густая чёрная тьма закрутилась около столпа. В глубине упругого мрака то и дело вспыхивали зелёные, будто патина, искры…

Пришлось опять колоть палец,

и я порезался.

— Пропажа твоя за двумя воротами, между низом и горою, — сказала подлинная голова.

— Нехорошее место здесь. — буркнул я, пытаясь унять кровь. — Я понимаю твой греческий. Не к добру это…

— С этой стороны понятно все, — возразила тень, тройной её голос напоминал стереоэффект. — Спрашивай ещё…

— Ни к чему, — ответил я, — ты напился моей крови и вижу я то, что видел ты недавно. К западу, к востоку и на юг. А на север ты не смотришь.

— Сславно, — прошипела тень увеселяясь, — сславный ссмертный. Смекалистый.

И тьма, чёрно-зелёная, подступила ко мне ближе, звякая бронзовой чешуёй.

— Как звали тебя в Ромайе, Семара? Не говори, знаю… просто дракон? — поинтересовался я.

— Сслушай, ссмертный, — ответила тень, — ну, ты ссабавный! Приходи в любое время, приноссси сссладкое и ссвонкую мусссыку — будем много говорить о Ромайе, о Матери Городов и колесницах.

— Обязательно приду, — сказал я. — Поздней весной. Когда ночи коротки. Принесу вино и венки. Певцов и пьяниц приводи ты. А нынче драконы спят… Апохайре тебе, змей Сегодня. — И я отправился, через весь туман, сквозь Сенку и пешеходный переход, домой.

Из тумана вышел я быстро. Город обретался, где был, а день плёлся к вечеру, и за реку летели галки. Я засмотрелся на них — и просто чудом увернулся от двойки: всё те же искры, лязг и звон хрипящий.

Дома было тепло. Слышно было, как пряники поют на кухне нечто заунывное. Оказалось, «Кукушку». Под грустные песни пряники снимали урожай — на столе Солнце и Месяц собирали землянику с листьями вместе, остальные же трудились на полу — обирали с ножек стола горох. Кошка играла с четырьмя клубочками шерсти сразу.

— Радуйтесь, создания, — сказал я им. — Впереди битва, а возможно, и две.

— Похоже, ты ранен, — заметила Сова.

— Это пустяк, все прививки сделаны, — ответил я.

— Я всё равно посмотрю, — решительно заявила Сова и клюнула меня прямо в след от укола.

— Опять отравление оливками, — рассердился я и спихнул сову на пол, к великой радости чёрной твари.

Мама купила хризантемы, поставила их у себя — и по квартире постепенно растёкся тонкий, горький и упоительный запах…

Я подумал о пленённой Гамелиной и о той, кто сделал это — и несколько внутренне вскипел. Даже больше, чем хотелось. Стало как-то скверно и немного задумчиво.

— Есть одно средство, — подумал я вслух.

— Необходимо взять посох, — явилась прямо на стол сова, — и трижды постучать. Затем вытянуть его перед собой и трижды обернуться вокруг себя против часовой стрелки, чтобы разогнать…

Я пошёл собирать оружие — выдвинул ящик в шкафу у себя в комнате и принёс его в кухню. На стол.