Дни яблок
Шрифт:
— О, это по мне, — сказала Маражина. И занесла клинок.
Я достал из гамелинского футляра вторую пробирку с парафином, открыл пробку и выплеснул содержимое под ноги Потворе… Бахнуло и вспыхнуло. Потвора скривилась, сотни клубочков устремились вниз по Узвозу, подозрительно попискивая и являя то огромные ороговевшие хвосты, то маленькие гаденькие пятки.
— Ага, — ровно сказала Маражина и рубанула мечом, целясь по чему-то едва видимому. Попала. Нить явилась, затрещала, пошла искрами: сначала синими, потом фиолетовыми, дальше чёрно-красными, — и пропала с дымом.
Я схватил Аню, кашляющую гулко, за руку — и мы даже успели сделать несколько шагов по Узвозу. Вверх…
Потвора мелочиться не стала и швырнула мне в спину свой клубок, молча… И если бы не стражница Маражина с мечом — было бы мне плохо надолго, возможно, и навсегда… Клубок от столкновения с клинком разлетелся в жирные брызги, похожие на части пиявок, — некоторые продолжили извиваться, конвульсивно. Пару мне удалось растоптать…
— Не помню ничего совершенно, — заторможенно сказала Гамелина. — Шла после школы в галантерейку за шерстью, заметила моток на земле — нагнулась взять — и вот… Это Узвоз? Наш?
— Как тебе сказать, — ответил я прислушиваясь, — мы как в чужом саду…
Дальше вновь пришлось метать бисер. Круг получился неровным, зато разросся и заплёлся скоро. Через минуту я, экс-рысь и Гамелина оказались в чём-то, похожем на шалаш, только прозрачном, почти — я вырастил его из стеклянных зёрен и праха фиалок.
И ещё свячёная соль — нельзя о таком забывать.
Потвора похмыкала, глядя на яростные ошметки пряжи. Встала.
— Не кликала тебе[129], — сказала Потвора строго.
Небо над нами значительно потемнело…
— Я давня й донийi не друга, кажу i наказую… Коли вже ти розплющиш очi, дурбецало? — продолжила она и поправила платок.
— Завжди так ходжу, як не сплю, — ответил я.
— Ну, тoдi круть-верть, а виходить смерть, — сказала Потвора.
— Вже вийшла, — ответил я. — Втiикайте, вроки…[130]
Над Перехрестием совсем стемнело. Из аккуратного чёрного облака, что цеплялось за крыши брюхом, градом посыпались на нас какие-то свёртки. Все они оказались мотанками: назойливыми, когтистыми и острозубыми.
— Щоб знав, — самодовольно высказалась Потвора и сложила руки под животом. Пришлось заняться нелюбимым делом — действовать быстро. Я высыпал остатки бисера вокруг себя и Ани. К тому же — нечаянная радость — в сумке отыскался мак-видюк. Сдача с Зильничей.
— Очень даже славно, очень хорошо, — сказал я и запустил маком в Потвору. Её облепило с головы до ног.
В ответ Потвора махнула рукавами и выпустила из них петухов: больших, чёрных, количеством два. Те принялись клевать маки немало преуспели. Мотанки всем скопом наткнулись на бисерную сеть и затрепыхались яростно. Некоторые из них зацепились клыками за бисерины и пытались вырваться.
— Мы предупреждали тебя, майстер, — начала Маражина мрачно — Я… Мы делали, что могли, но за ней… За ней рука! — Тут из сети вырвалась мотанка, раскрыла зубатую пасть и зашипела на Стражницу. — Нет, сила! Сильная рука… — с нажимом сказала Маражина. — Посильнее тебя.
И рубанула наотмашь. Две мотанки, проникшие сквозь сеть, рассыпались в пыль и иглы.
— Она ведь только на посылках! — снова крикнула Маражина. Тут на нее налетел целый рой куколок, и Стражница принялась рубить и колоть.
Потвора тем временем почти избавилась от мака. Вооружила петухов бронзовыми клювами и шпорами и указала им на бисер. Когуты ринулись в бой, сеть затрепетала. Впереди меня внезапно оказалась Гамелина и запустила в петуха горстью чего-то аппетитного. Тот моментально потерял интерес к происходящему и принялся клевать, торопливо и жадно растопыривая крылья. Второй петух заклекотал, глянул одним, потом вторым лютым глазом и насел на добычу собрата.
— Зерно, — прокомментировала Гамелина. — Всё тот же бисер.
В смысле, стеклярус мой…
Петухи закончили с подделкой, и Аня кинула им ещё. Петухи продолжили истребление зёрен, пока не сошлись нос к носу. Тут птичьи нервы не выдержали, петухи запрыгали, вздыбили перья на шеях, поскребли когтями камни, высекая искры, раздули гребни и…
— Я послушала твоё это вот заклинание, — сказала Гамелина, — и добавила свои слова. Ну, бисер же, стеклярус то есть, вот они его и съели… Застеклялись.
— Просто гусь-хрустальный, — закончил я. — А когда ты…
— Сейчас не об этом, — отозвалась Аня решительно. — Сейчас…
Петухи сошлись в смертельной схватке, сшиблись грудь в грудь — и разлетелись на гранулы и горошины. Бронзовая шпора одного из них угодила в бисерную сеть. Та хрустнула, словно первый ледок, задребезжала и рассыпалась. На Маражину навалились десятки мо-танок. Стражница билась яростно, мотанки атаковали её клыками и когтями, юркой стаей…
Потворе удалось одолеть последний мак-видюк. Из-под нижнего ряда её дюжины юбок выкатился, разворачиваясь, змеиный хвост, немаленький. И, по внешнему виду судя, — ужиный. Потом второй, третий, каждый с полторы человечьи ноги толщиной. Один из хвостов, шурша подоскам, пополз к нам, сходу разметал остатки стеклярусной преграды в пыль.
«Продержусь минут пять, — подумал я. — Может быть, остальные успеют дойти до церкви, например… Или будут ей неинтересны».
Маражина, улучив момент, саданула по хвосту мечом Потвора ойкнула. Мотанки взвились тучей и… с визгом бросились врассыпную. Я глянул сначала на Гамелину. Она побледнела совсем — до невидимых осенью веснушек. Посмотрел вверх и я. Туча над нами рассеялась в клочья. Почти. Вернее, извело её что-то крупное, с крыльями. Не совсем поначалу понятное, но затем, стоило мороку упасть, стал различим давешний кот, бесшумно гоняющий мотанок серым небом, от Перекрести и до церкви. Явилась и вторая фигура — ниже, совсем низко, ближе, взмела тучу пыли и листьев. И…