До новой встречи

Кукушкин Василий Николаевич

И вот они стоят со сжатыми кулаками, оба готовые к защите и нападению. Григорий помнил приемы, заученные в кружке бокса: прикрывая правой рукой лицо, он сделал прыжок вперед, нанес резкий удар в грудь. Подросток покачнулся, но, падая, успел нанести ответный удар. Яков, заметив, что Григорий не справиться, поспешил к нему на выручку. Вдвоем они повалили рыжего паренька, завели руки за спину и крепко стянули ремнем. В это время второй пленник ловко подставил Анатолию ножку и, не оглядываясь, побежал прямо к школе.

«Группа захвата» тронулась в обратный путь.

Впереди шагал Григорий, прикладывая пятаки к синякам под глазами, за ним — пленник, Анатолий и Яков сзади. Рыжий паренек никак не мог понять, за что его схватили, в чем он провинился, и молча покорился силе. Когда через пролом в ограде его протиснули в парк училища, он успокоился. Сейчас недоразумение выяснится, он вернется в школу и сможет смело смотреть в глаза товарищам, себя в обиду не дал, но одному против трех, конечно, трудно устоять. Увидя, что его ведут к полуразрушенному зданию, где поджидает несколько подростков, пленник больше не сомневался, что его принимают за кого-то другого, кто, видимо, здорово чем-то насолил ремесленникам. Когда Григорий снял с него ремень, мелькнула озорная мысль: — бежать. Но разве убежишь, если вокруг стоят однолетки, такие же быстрые на ногу, как и он сам.

Бригадники, не участвовавшие в захвате, с любопытством присматривались к рыжему пареньку. И будь пленник не так взволнован, он увидел бы в глазах окружавших его подростков сочувствие.

— Как парень, тебя, звать? спросил Антон. — Разговор у нас небольшой, но приятнее, когда знаешь, с кем дело имеешь.

— Сначала скажи свое имя, порядочные люди так знакомятся.

Паренек держался вызывающе. Так и надо. Нельзя раскисать в тяжелом положении. Антон уважал смелых ребят.

— Антон.

Пленника звали Степаном.

— Ну, так за какие грехи меня бить? Может — лодка? Так это не мы, а охтенские угнали вашу лодку…

Перечислив причины, за которые, по его мнению, ремесленники могли его поколотить, отрицая свое в них участие, Степан замолчал.

— Обожди, не торопись. Бить тебя никто не собирается, мы не какие-нибудь бандюги, а ремесленники, — строго сказал Антон, мучительно обдумывая, как поскладней объяснить этому парню, зачем его сюда привели. По синяку под глазом Григория и сорванной на гимнастерке Анатолия петлице можно было догадаться о том, что произошло у пруда.

Антон ногой опрокинул пустой бочонок из-под извести, положил на днище перочинный нож и многозначительно поглядел на своих ребят. Подростки догадались, чего от них требовал бригадир, послушно зашарили в карманах. Яков присоединил к ножику вечное перо, Ростовы — кусок прожекторного зеркала, Григорий — карманный фонарь, Сафар — пастушью дудку, Митрохин — металлическое сердечко, искусно выпиленное из нержавеющей стали.

Антон легонько подтолкнул Степана к бочонку:

— Если человеком будешь, то все это добро твое. Уговор один — покажешь, уйдешь отсюда и никому ни слова…

Антон жестами показал на пролом. Степан ничего не понял, что от него требуют, что здесь происходит. Ждал — будут бить, вместо побоев — подарки, требуют соблюдения какой-то

тайны. И вещички стоящие, в школе ни у кого из ребят нет такого фонаря, настоящая маленькая динамо-машина. Но что у ребят за расчет его одаривать? От Антона не ускользнула растерянность парнишки.

— Не сомневайся, не обманем. Дело-то у нас серьезное, как бы это сказать?.. — Антон запнулся, старательно подыскивая нужное ему слово, и выпалил: — Общественное у нас дело.

Зачерпнув лопаткой раствор и взяв кирпич, он пояснил:

— Понимаешь, мы ремесленники, токари-лекальщики, слесари и модельщики, своими силами восстанавливаем старый корпус. Все у нас поначалу гладко получалось. Завалы разобрали, трубы парового отопления нарезали, санитарные узлы собрали, а вот тут на кладке осечка случилась. Шов идет грязный, сам видишь. А мы уж в Москву написали. По правительственной телеграмме получаем материалы. С осени новый набор придет, увеличенный, а у нас корпус не будет восстановлен… Может, поможешь?

Степан совсем растерялся: ремесленники затеяли настоящее дело. Ну, а его-то зачем бить? Побили и руки связали ремнем… С другой-то стороны, подумал он, пригласи его по-хорошему, вряд ли он им поверил бы.

— Кончать перекур!

Антон взял у Якова кирпич, обстукав молоточком затвердевшие комочки, плеснул раствор на кирпичный ряд. Степан стоял один на тропинке, ведущей к воротам. Он мог свободно убежать и не двигался с места.

Три ряда кирпичей положил Антон в пролом. Степан хмуро наблюдал за кладкой. За такую работу ему даже нетребовательный мастер больше двойки не поставил бы! Когда Антон положил на край побитый кирпич и плеснул раствор, чтобы выровнять, Степан крикнул:

— Резьбу сорвешь!

Подойдя к пролому, он недовольно провел рукой по грязному неровному шву, приказал:

— Снимите четыре ряда!

Подростки смотрели на своего бригадира, словно спрашивая: послать к черту нелюбезного консультанта или слушаться? Антон без колебания взялся за лом и ожесточенно принялся выбивать кирпичи…

Но дело и дальше не пошло на лад. Антон сбивал контрольную бечеву, вот опять очередной промах — положил в начало ряда горбатый кирпич. Профессиональное чувство строителя подтолкнуло Степана. Он скинул рубашку и, оставшись в одних трусах, оттеснил ребят, взялся за кельму. Не только в движениях, но в воркотне сейчас он подражал своему школьному мастеру.

На своих подручных ему не приходилось обижаться, даже Антон отступился от бригадирства, усердно таскал воду, месил раствор и был доволен, если Степан, отходя от пролома, предлагал ему положить пяток-другой кирпичей.

Брешь в проломе уменьшалась. Чувствовалась опытная рука, ряды поднимались ровно, швы между кирпичами получались тонкие. До края верхней кромки осталось меньше полметра, когда во дворе показалось четверо. Впереди шел Николай Федорович, рядом незнакомый человек невысокого роста, коренастый, в офицерской гимнастерке без погон, за ними Максим Ильич, и паренек, сбежавший у пруда. Надвигалась гроза; Степан, не поднимая головы, шепнул: