Добро Пожаловать На Темную Сторону

Дарлинг Джиана

К тебе.

Все, о чем я мог думать, — это мчаться к тебе, найти тебя, уже сидящего на своем огромном металлическом драконе, рев двигателя, похожий на воинский клич, когда мы взлетали в ночь. Не на закат. Для таких мужчин, как ты, и таких девушее, как я, нет закатов. Только черная ночь, которая цепляется за тебя, когда ты проносишься мимо, двигаясь сквозь тьму, как будто она принадлежит нам, как будто мы свободны только внутри ее теневого вихря.

Я говорю глупости. Я проглотила несколько дополнительных бокалов шампанского,

и моя голова словно наполнилась гелием. Я пытаюсь сказать, что хочу бежать к тебе. Не обязательно к тебе. У тебя есть дети, очень хорошие дети, судя по всему, так что я понимаю, что нам, вероятно, придется остаться здесь. Я понимаю, что это будет трудно, потому что ты механик, а я принцесса Энтранса, потому что ты на девятнадцать лет старше моих шестнадцати. Но я знаю, что все будет хорошо, пока я могу добираться до тебя. Я уйду, когда ты захочешь.

Просто скажи слово. И Зи, скажи его поскорее.

Я люблю тебя, Лулу»

«Луиза,

Не могу больше тебе писать. Не спрашивай меня почему и не пытайся переубедить меня в этом. Это не круто, взрослый мужик пишет девочке-подростку, и это моя гребаная вина, что ты запуталась и думаешь, что влюбилась или еще какое-нибудь дерьмо. Ты не любишь меня, девочка. Ты меня даже толком не знаешь. Счастлив, что был рядом с тобой, когда ты была больна раком, когда ты выросла в очень крутую молодую женщину. Это была моя гребаная честь быть твоим монстром-хранителем. Но правда в том, что я тебе больше не нужен. Ты хорошая, здоровая и взрослая. Так что я уйду отсюда и скажу тебе, чтобы ты продолжала жить по-настоящему и свободно. Забудь о своих родителях и их дерьме, забудь о том, чего от тебя ждут другие. Жизнь слишком коротка, и ты это знаешь, маленький воин, так что живи, пока все идет хорошо.

Зи.»

Глава девятая

Луиза

Май 2017.

Неважно, насколько вы набожны, воскресная служба никогда не бывает веселой.

Поверьте, я достаточно долго была внучкой пастора и дочерью мэра, чтобы знать, о чем говорю. Я пробовала считать в обратном порядке от миллиона, называть всех важных фигур в Библии в порядке тяжести их грехов, спрягать французские и латинские глаголы до тех пор, пока у меня не заслезились глаза. Любое занятие, каким бы утомительным оно ни было, было лучше, чем слушать, как дедушка читает очередной отрывок из Библии.

Долгие годы я старалась быть благочестивой, доброй и сильной перед лицом всего зла, которое, по мнению христиан, ходит по земле и искушает слабых. Я старалась и преуспела настолько, что стала своего рода образцом добродетели в Энтрансе примером, на котором матери учили своих маленьких девочек, как правильно расти, идеальной женой для молодых мужчин, которые оставались верны пути праведности. Луиза Лафайетт была опорой общества, как и ее мать и отец, как и ее бабушка и дедушка.

Все это добро, все эти старания,

и как Бог отплатил мне?

Раком. Опять.

Я прожила целых два года в детстве, когда он горячо и едко тек в моей крови, но теперь, когда он вернулся, я все еще не привыкла к его запаху, к тому, как он затуманивает мое зрение как в буквальном, так и в метафорическом смысле. Трудно было верить в то, во что я должна была верить, когда чувствовала себя такой несчастной, такой неподвластной молитвам.

Мне только что поставили диагноз «вторая стадия», и на горизонте маячила возможность химиотерапии.

Я снова потеряю волосы.

Это была такая пустая забота, но, хотя мои родители были воскресными прихожанами, они были достаточно человечны, чтобы испытывать гордость и поверхностность. Черт возьми, они были королем и королевой Энтранса; они жили ради этих вещей. Мама была опустошена больше, чем я, когда мне сказали, что я потеряю густую массу бледных светлых волос, которые были у меня с рождения, волос, которые я унаследовала от нее. Она плакала и сжимала в кулаке большие горсти волос, вытирая слезы о пряди. Мне было бы противно, если бы я сама не была опустошена и не пыталась изо всех сил скрыть это.

Это был конец одиннадцатого класса средней школы, оставалось меньше двенадцати месяцев до окончания школы и всего, что с этим связано, включая выпускной бал. И я собиралась быть лысой во время всего этого.

Мама сказала, что купит мне очень хороший парик, но все будут знать, что это не мои волосы, а это было еще хуже, чем голый череп.

Мои друзья были хорошими людьми, поэтому они не стали бы смеяться. Они просто игнорировали это, как мы все игнорируем уродливые вещи в жизни, и идем дальше.

Я так устала скрывать уродство. Теперь оно жило внутри меня. Невозможно было игнорировать его присутствие в повседневной жизни.

Хуже всего, что я не могла рассказать об этом Зевсу.

Благодаря ему я пережила свой первый приступ рака, и теперь, когда я снова заболела, я не могла представить себе, как это сделать без него. Каждое письмо, написанное его удивительно классным графическим почерком, было бальзамом на мою израненную душу. Маленькой девочке нужен был герой, кто-то, в кого можно верить, и кто-то, кто верил бы в нее. Он был прав, говоря, что я выросла, но он был неправ, полагая, что я больше не нуждаюсь в нем. Я поняла, что женщины нуждаются в героях, возможно, даже больше, чем маленькие девочки. Мужчины забывают, что к женщинам нужно относиться с нежной привязанностью и платонической поддержкой. Похоть не может быть достойной заменой чистой заботе.

Я все равно хотела послать ему письмо, потому что какая-то часть меня знала, что он вернется, как только узнает, что я снова больна. Именно по этой причине я оставила его в покое. Неужели мне действительно нужен был жалкий друг по переписке?

Мама потянулась, чтобы успокоить мои суетливые руки. Мы сидели на первой скамье справа, впереди и в центре, чтобы все могли смотреть на нас. Она не хотела, чтобы я выглядела скучающей или неуклюжей.

Итак, я перестала крутить пальцами, хотя тело болело во всех местах, и мне было приятно отвлекаться, прослеживая каждую цифру. Я разгладила потными ладонями скромную длину своей пастельно-розовой юбки и заправила свои скромные ноги на каблуках под скамейку.