Добрым словом и пистолетом
Шрифт:
Отошедший в сторону парка часовой по-прежнему косился на них и неуклюже пристраивал на плече ствол винтовки — самые опытные части отправили на улицы города и на внешние кордоны, а внутреннюю охрану дворца, похоже, набрали по остаточному принципу.
— Нет, правда! Вы ведь почти вырастили этого мальчика, сына Хурина. Насколько я знаю, не самый простой был подопечный… Всегда было интересно: это дядюшка его на вас повесил или вы сами вызвались? Если второе, то понимаю, уж вам-то взять воспитанника — оправданно. Хотя разумнее эльфийского сироту, их, к сожалению, тоже хватает… Нет, вы не подумайте, я просто знаю, о чем говорю: мой брат Аэгнор ввязался в нечто подобное.
Галадриэль замолчала, словно в ожидании
— Имею в виду, что слишком привязался к смертному человеку. Знаете ведь, он чуть не женился на женщине из беорингов?
— Я слышал.
— Ну вот, — Галадриэль вздохнула, — впрочем, жизнь распорядилась с мрачной иронией… А ведь в вашем случае тоже чуть не вышло иронии? Можно, наверное, так назвать? Скажите, трудно было через это переступить? Господин Куталион?
— Мы переступили.
— О, я задела вас? Извините, если так, — Галадриэль взглянула виновато, протянула руку, мягко взяла его за локоть. — Мы все немного не в себе… А вам же особенно тяжело — еще толком не оправились, и тут выпало потерять в один день двух друзей. Вы ведь были так близки и с дядюшкой, и с господином комендантом…
— Что-то еще? — помолчав, все-таки произнес Белег. Опустил взгляд и посмотрел на холеную руку у себя на локте: рука была тонкая, с нежными голубыми прожилками под белой кожей, с единственным узким золотым кольцом, с аккуратно подточенными заостренными ноготками. Под его взглядом рука медленно разжалась и медленно опустилась.
— Ну хорошо, — улыбнулась Галадриэль, — спрашивайте уже.
Белег ждал. Галадриэль улыбнулась шире.
— Ах, то есть я еще и сама должна? Что ж…
В Дориате любили поспорить о том, кто прекраснее — дочь короля или его племянница. Споры были долгие и бестолковые, нередко сводящиеся к совсем уж постороннему сопоставлению своего, синдарского и чуждого, заморского. Белег во все это не втягивался, но сам видел ясно: Лютиэн была красива исключительно, совершенно, и красота ее была насквозь пронизана очарованием, неиссякаемым жизнелюбием и безграничной добротой. Наверное, именно это видел каждый в огромных лучистых глазах, в по-детски приоткрытой улыбке и смешливых ямочках на щеках; о своей красоте она не задумывалась. Галадриэль же все о себе знала. Это в полной мере сквозило в ее стати, в повороте головы, в манере с легкой уверенной улыбкой смотреть из-под полуопущенных век; Галадриэль была прекрасна и пользовалась этим.
— Что ж, — повторила она уже серьезно и повернулась к Белегу лицом, расправила плечи. Каблуков под длинным подолом было не видно, но они там были — иначе бы она не смотрела почти вровень. — Никаких новых обстоятельств по существу произошедшего я вам сообщить не смогу: я все утро провела на половине королевы. Сначала мы вместе разбирали ее переписку, потом продолжили работу с приготовлениями к празднику. Мне даже нечем развлечь вас. Если только организационными курьезами.
— Вы не выходили в сад? Не видели ничего в окно?
— Поверите: нет. Мы были страшно заняты. Это безобразие, объедаемое несносным кузеном — одно из свидетельств тому. К празднику нужно было еще многое сделать, а времени оставалось в обрез. Мы все время были в этих комнатах — и я, и Ее Величество. Придворные дамы, — она назвала несколько имен, — могут подтвердить.
— Кто еще кроме них заходил? С какой целью?
— Ее Высочество Кайссэ, она пришла около девяти и пробыла с нами до полудня. Дядюшка Эльмо пришел вместе с ней, но задержался минут на двадцать, не больше. Дальше у него какие-то свои штудии или философские размышления… Вам лучше у него спросить, я не вникала. Обычно вникаю, я же добрая племянница, но тут слишком уж занята была… Была госпожа Руиндис — с вопросами сметы на праздник во дворце. Доктор Игливин, он принес списки из госпиталя: планировался визит к раненым и
Она не улыбнулась и не дрогнула лицом, но где-то в глубине ярко-голубых глаз отразилась издевка.
— Женщина могла это организовать.
— А смысл? Неужели устранить дядю в надежде усадить мужа на трон?
— Не повод?
Тут Галадриэль все же позволила себе снова усмехнуться. Повернулась, расслабленно оперлась спиной о парапет. Из кармана, обнаружившегося в складках платья, появился строгий, без отделки, без инкрустации портсигар чистого золота; из портсигара — такой же строгий золотой мундштук и тонкая, белоснежной бумаги пахитоска. Белег прислонился к парапету рядом и, как того требовали правила игры, достал зажигалку.
— И не подумаю… Закурите? Они крепкие, крепче, чем кажутся… ну как хотите… Да… не подумаю отпираться, — тугая струя дыма вырвалась из красиво округлившихся губ. Галадриэль проводила ее взглядом и уже без улыбки посмотрела на Белега. — И поверьте, это бы всем пошло на пользу. Мы с вами достаточно опытны, чтобы говорить открыто, а вы теперь слишком незначительны, чтобы вас опасаться: дядя все очень запутал, а я бы — исправила. Я бы и раньше исправила, если бы он позволил, но — увы.
— Шанс представился.
— Теперь? Теперь кузен Орофер из штанов выпрыгнет, если я попытаюсь. Да и в качестве кого? Нет, действовать придется, как иначе… но… пока не решила, как именно. Может, попросту заявить о своих правах, что думаете? У нас с Келеборном на двоих их побольше, чем у любого другого на континенте. А что: он — непосредственный наследник, я — внучка трех королей, племянница четвертого. Мы с Ородретом вдвоем такие остались, и то он себя своим браком принизил. А у меня, заметьте, родословная, как у редкой суки, никаких сомнительных союзов: ни бабки-белошвейки, ни матери-рыбачки. Ни, убереги, Создатель, смертных отцов.
— Ни крови голодримской.
— Ну, это несерьезно… Ладно, шутки в сторону! Честное слово, господин Куталион, мне все это совсем не на руку. Убийство?.. Такое вопиющее?.. Столько шума, проблемы с гномами, Сильмарилл — большие проблемы с кузенами… Представляете, что сейчас начнется? Конечно, представляете… Нет-нет, — она вздохнула и подчеркнуто расстроенно покачала головой, — все это очень, очень неудобно.
— Что же было бы удобно?
— Удобно… Если совсем начистоту, — Галадриэль вдруг лукаво улыбнулась, переложила мундштук в левую руку и потянулась, крепко обвила его за шею, зашептала в самое ухо: — Думаю, удобнее всего был бы какой-нибудь ужасный несчастный случай. Понимаете, какая-то трагическая случайность — ни следов, ни виноватых… Вам в вашей работе не приходилось думать о подобном?
— Приходилось. Думать, — спокойно ответил Белег. Галадриэль чуть отстранилась и теперь смотрела дразнящим смеющимся взглядом; рука у нее была прохладная, щека горячая, а от кожи пахло крепким мужским табаком, бергамотом и перцем.
— Вот видите. С вами приятно иметь дело, господин Куталион: вы открыты для понимания. Но — у вас есть границы, — она снова посерьезнела, напоследок погладила его вскользь по затылку и отстранилась полностью. — У меня тоже.
Они постояли молча, размышляя. Пахитоска дотлела и погасла, и Галадриэль небрежно вытряхнула ее на пол, спрятала мундштук.