Добрым словом и пистолетом
Шрифт:
— О, Ланти! Ты очень кстати.
Карантир быстро прошел мимо расступившихся зрителей и остановился как будто только потому, что уперся в парапет. Уперся, с силой хлопнул по нему ладонями и чему-то своему резко кивнул.
— Так! Ты, — взглядом того, кто пытается думать одновременно о нескольких вещах, он мазнул по Алантару, остановился на его плече и, похоже, счел увиденное сносным, — Фариндол, Миарн — надо, захватите еще кого, — посмотрите свежим глазом гостевой дом. В деталях: что с подъездом, со всеми удобствами, с постелями, с посудой… поилки, коновязи… Потом идете в дом Цехового совета и смотрите, как там разместить дорогих
— Carnistir, — позвал подошедший следом комендант Хеледоса, — при всем уважении. Что там смотреть — надо второй такой же дом ставить. Каменный не успеем, но из готового бруса собрать можно. Начинать только…
— Тольво! тебя уже все услышали! — разом нахмурившись, обернулся к нему Карантир. — Наугрим в брусовый домик? Самому не смешно? Сейчас ребята пойдут и посмотрят, а потом нам расскажут. А потом окончательно решим — кого в гостевой, кого в Цеховой, а кто вообще свой дом любезно освободит и поживет пока на перевале.
Комендант обиженно замолчал, посторонился, давая дорогу.
Маэдрос возвышался над окружающими на добрую ладонь, но дело было не только в росте, не только в стати, не только в огненно-медной, притягивающей взгляд шевелюре. При его появлении все как-то сразу ощущали присутствие спокойной уверенной силы. При его появлении все невольно подтягивались.
— Довольно спорить, — произнес он, останавливаясь рядом с братом, приобнимая одной рукой его, другой — с неподвижной металлической кистью — коменданта, — не сердись, Тольво. Если бы можно было, мы бы поставили тебя в известность заранее.
— Сердиться? Создатель с тобой, Maitimo. Я не сержусь: со стороны, может, незаметно, но в душе я в тихом ужасе.
Они трое рассмеялись и выдохнули, дружно сожмурились на яркий солнечный блеск на озерной глади.
— А что это, — помолчав, спросил Маэдрос, — что за массовые купания?
— Да плавают тут на скорость, — отмахнулся Карантир. — На какой-то приз.
— Жбан пива и тридцать монет — это за первое место, — вставил вдруг Гвинтанн.
Алантар уже исчез — не медля, отправился по поручению; остановившиеся рядом лорды Гвинтанна как будто не заметили, и он, с интересом рассмотрев и Маэдроса, и сопровождение, решил, похоже, это невнимание исправить.
— Солидно, — обернулся на голос Маэдрос. — А за второе?
— Жбан пива и двадцать монет.
— Про третье догадываюсь… — Маэдрос кивнул, с намеком взглянул на коменданта. — Видишь, и руки свободные найдутся.
— Это же отпускники. Имеют законное право, — за него ответил Карантир. — Нет, ты своей властью можешь их разогнать, но учти — за испорченное веселье будут тебя ненавидеть до следующего лета.
— А командиры?
— Командиры застав с наших перевалов, — не без ехидства в голосе подсказал Тольво, — или сами плещутся, или стоят в первом ряду. Кроме того, что торчит во-он там на возвышении и всем распоряжается. А начальница городской почтовой службы считает ставки.
— А судит — второй помощник коменданта… — невзначай добавил Гвинтанн, и комендант встрепенулся, возмущенно на него посмотрел.
— Какой основательный подход.
Маэдрос понимающе улыбнулся. Обернулся,
Уходя уже, обернулся, внимательнее взглянул на Гвинтанна.
— Мы ведь встречались где-то?
— Было дело! — охотно подтвердил тот, расползаясь в улыбке. — Гвинтанн Дианмор. Сопровождаю торговые караваны и в Химринге бываю иногда.
На бастионе снова сделалось свободно — лорды, комендант, командиры и начальники проветрились и вернулись к своим разговорам, а небольшая часть от свиты отделилась и отправилась вниз, к пляжу. У парапета остались прежние зеваки, а среди них Гвинтанн и незаметно в общей сутолоке появившийся из крепости Брантиль.
— Знаешь, кто это? — спросил Гвинтанн, кивая на фигуру в черном — сопровождавший Маэдроса голдо притягивал взгляд даже в толпе, даже отсюда, с высоты.
Слышно с бастиона было плохо, но по отдельным долетающим словам, по обрывкам фраз, а больше по жестам и движениям суть происходящего становилась ясна: химрингцы из свиты Маэдроса легко затеяли спор с распорядителем Вирмо, с судьей, с победителями заплывов, и дело явно шло к тому, что сейчас состоится показательный и преждевременный финал.
— Догадываюсь, — ответил Брантиль, — это Сурвэ.
Сурвэ за глаза называли Правой рукой Маэдроса — за глаза больше для него, чем для самого Маэдроса. Подробности были известны узкому кругу посвященных, но в общих чертах знали все: после освобождения и после выздоровления братья и приближенные настояли, что главе Дома, как бы это ни задевало его гордость, нужна надежная охрана. И пусть меч в левой руке Маэдрос научился держать очень быстро, в поездках за пределы Химринга его всегда сопровождала личная охрана, а помимо нее всегда рядом, всегда наготове был Сурвэ. (Говорили еще, что будто бы Маэдрос сначала отказывался наотрез и заявил, что даже спорить по этому поводу не будет. Поэтому братья и попросили Сурвэ: спорить с тем, кто бок о бок с Финвэ прошел все Эндорэ, отправился с ним же в Форменос, после гибели его одним из первых высказал однозначное намерение возвратиться, а в Битве под Звездами уцелел только потому, что был ранен так, что сочтен за мертвого, — всерьез спорить с Сурвэ было непросто даже Маэдросу).
— Да, это он! — подтвердил Гвинтанн — он почти распластался по парапету и с живейшим интересом наблюдал за происходящим внизу. — Видел его в Химринге… У-у-у! Ну держись, сейчас Пробужденные нашим жару зададут!..
— Зададут, зададут, — придвинулся Брантиль, — ты только от восторга вниз не свались.
Пробудившихся у вод Куйвиэнен в рядах Первого Дома в Белерианд вернулось меньше, чем под знаменами Финголфина. В основном они осели в крупных крепостях — резиденциях лордов или ближе к опасным северным рубежам. В Таргелионе их вообще оказалось немного, в Хеледосе из голодрим не было и вовсе никого — только нандор Орсэ и Муро жили на ферме ниже по течению Нгавада и появлялись в самой крепости нечасто.