Дочь адмирала
Шрифт:
— А ведь и правда! Надо же, совсем забыла.
— Если тетя Зоя поможет, я справлюсь и все-все приготовлю к вашему приезду.
Мама задумалась.
— Даже не знаю. Это ведь такая большая ответственность.
Я запрыгала по комнате.
— Да справлюсь я! Справлюсь!
Мама поцеловала меня в лоб.
— Ну что ж, может, и справишься. Я еще подумаю.
А я для пущей убедительности крепко прижалась к ней, не догадываясь, что в точности следую разработанному мамой и тетей Зоей плану.
Как-то
— Виктория, куда ты подевала свою дурацкую шапочку?
Это была коричневая шапка с помпоном, который чуть не на полметра торчал над головой. Я себя чувствовала в ней Буратино или гномом. Мне она нравилась.
— Совсем она не дурацкая, — ответила я, вытаскивая шапку из-под кровати.
Мама согласно кивнула.
— Я напишу тете Зое, что ты будешь в ней, когда сойдешь в Москве с поезда. Так ей легче будет тебя узнать.
— Значит, я еду?
Мама улыбнулась.
— Да. Я хорошо все обдумала и твердо уверена, что с помощью тети Зои ты сделаешь все, что необходимо.
Я обвила ее шею руками и поцеловала.
Когда мы шли к вокзалу, меня распирало чувство гордости. У меня не было и тени сомнения, что люди оглядываются и глазеют на меня исключительно потому, что я несу маленький чемоданчик с двумя моими платьями и едой на дорогу, а это значит, что я еду в Москву совсем самостоятельно. Мне и в голову не приходило, что всему виной моя шапка с помпоном.
— Не забудь, — наставляла меня мама, — надеть шапку, когда будешь выходить из поезда, чтобы тетя Зоя могла узнать тебя. И никуда не отходи от своего вагона, потому что я пошлю тете Зое телеграмму с его номером. Обещай, Вика.
— Обещаю. — Поцеловав Юру и Нину, я повернулась к маме. Она вытирала платочком слезы.
— Не беспокойся, мама. Я обязательно подыщу для нас хорошее жилье.
Наклонившись, она поцеловала меня, крепко прижав к груди. Показалось ли мне, что, уткнувшись в нее лицом, я расслышала, как она сказала:
— Может, ты в последний раз — моя дочь.
Но поскольку я не углядела в ее словах никакого смысла, они тотчас же вылетели у меня из головы.
Подошел состав, и Юра помог мне забраться в вагон. Я нашла место у окна и махала им, махала, пока они не исчезли из виду. Мельком вспомнила слезы мамы. Чего это она? В конце концов, речь идет всего о каких-то двух месяцах, а потом мы снова будем все вместе.
Открыв свой маленький картонный чемоданчик, я достала еду, которую дала мне с собой мама. Поверх платьев лежало запечатанное письмо, адресованное тете Зое.
ЗОЯ
— Я умру. Я знаю, этим утром я умру. Вот послушай, как бьется сердце, вот-вот разорвется.
Русланова рассмеялась, продолжая укладывать ее волосы.
— Ерунда, Зойка. Уж если ты не померла во Владимирке, то от счастья и
Зоя подошла к зеркалу. На ней был новый, отлично сшитый темно-синий костюм. Туфли на высоких каблуках подчеркивали стройность и изящную линию ног. Не зря на все это ушла большая часть из тех трех тысяч семисот рублей, которые ей выплатило правительство — десятая часть стоимости имущества, конфискованного после ее ареста.
— Ну, что скажешь? — спросила Зоя.
— Ты выглядишь прекрасно. Поразишь свою дочь.
— Не думаю. Я смотрю в зеркало и вижу старую бабу. И она увидит то же самое.
Русланова подушила ее своими духами.
— Ты сегодня какая-то ненормальная. Москва до сих пор помнит и любит тебя. Почему ты боишься, что не понравишься ребенку? По-твоему, в Петропавловске она видела одних красавиц?
В дверь просунул голову генерал Крюков.
— Неужели вы столько лет ждали этого дня, чтобы опоздать к поезду? Пора ехать.
Зою била нервная дрожь.
— Я так боюсь. Что, если я ей не понравлюсь?
Русланова засмеялась.
— Да почему ты ей не понравишься?
Она подошла к гардеробу, достала из него свою меховую шубку и протянула ее Зое.
— Надень.
Зоя наотрез отказалась, но Русланова стояла на своем.
— Если ей предстоит стать дочерью кинозвезды, так пусть и увидит кинозвезду.
Генерал велел шоферу ехать на Казанский вокзал. Ехали в полном молчании. Зоя нервно вертела в руках сумочку, каждые несколько минут открывая ее и перечитывая телеграмму Александры, в которой она сообщала номер поезда и номер вагона Виктории. Потом снова и снова вытаскивала зеркальце и рассматривала лицо, устраняя несуществующие изъяны.
На вокзале выяснилось, что поезд опаздывает на четыре часа.
— Если вы не против, я оставлю вас, а потом вернусь, — сказал генерал. — Но если хотите, шофер отвезет вас домой.
Зоя замотала головой.
— Нет, я уж лучше останусь тут, вдруг поезд придет чуть раньше.
Она принялась ходить взад-вперед по вокзалу, не отходя далеко от перрона, на который должен был прибыть поезд. Время тянулось мучительно медленно. Если поезд скоро не придет, я сойду с ума, думала Зоя, прямо здесь, на вокзале.
Она не отдавала себе отчета, что чуть не двадцатый раз подходит к справочному бюро, пока мужчина в окошечке не ответил ей, не дожидаясь вопроса.
От артрита, который она заполучила в тюрьме, заныли колени. Она присела на скамейку, но ненадолго, даже боль не удержала ее на месте. Через несколько минут она вскочила и снова зашагала по платформе. Потом в очередной раз направилась к справочному бюро, а когда мужчина ответил, что поезд опаздывает на четыре с половиной часа, сердце у нее упало.