Дочь адмирала
Шрифт:
— Не отчаивайтесь. Надеюсь, все будет так, как вы мечтаете.
Вернувшись в камеру, Зоя задумалась над его словами. Несомненно, они означают, что ее оправдают и освободят.
Это произошло 23 февраля 1954 года — это число назвал ей Терехов, как только она переступила порог его кабинета.
Первым, что пришло ей в голову, была мысль о том, что за время, пока она сидела в тюрьме, Виктории исполнилось девять лет.
— Зачем вы назвали мне сегодняшнее число?
— Сначала сядьте, — ответил Терехов, подвигая ей стул. —
Зоя сидела не шелохнувшись. Все тело, казалось, окаменело. Терехов поглядел на нее.
— Вы слышите меня, Зоя Алексеевна? Решение об этом принято сегодня утром.
— Значит, я могу уйти? — Зоя услышала свой голос, прозвучавший откуда-то издалека, словно ее слова произносила в полусне какая-то чужая женщина.
Он рассмеялся.
— Не раньше завтрашнего утра. В камере хранения, где лежит ваша одежда, уже никого нет, все ушли, так что вам придется провести здесь еще одну ночь.
— Нет. Если я свободна, — сказала Зоя, — я больше не вернусь в камеру.
— Как так? А где же вы проведете ночь?
Зоя оглядела кабинет.
— Буду спать прямо здесь. На вашем диване.
— Ради Бога, — сказал Терехов, — это запрещено. Если я разрешу вам остаться, мне не поздоровится. Можете посидеть здесь, если хотите, но ночевать вы должны в своей камере.
Она кивнула.
— Хорошо. Но пусть не запирают дверь.
— Я попробую, — сказал Терехов и, включив радио, вышел из кабинета.
Впервые за восемь лет Зоя услышала музыку. Какая прекрасная музыка! Она подошла к дивану и села. Словно сидишь на облаке, подумала она.
Музыка закончилась, запели песню. Песня была грустная и начиналась словами: «Никто не ждет меня нигде». Зоя закрыла лицо руками. Да, верно. Ее никто не ждет.
Вернулся Терехов.
— Сожалею, но вам надо вернуться в камеру.
Зоя встала. Уже у самой двери она снова услышала его голос:
— Подождите. Здесь есть зеркало. Хотите поглядеть на себя?
Он открыл дверь в туалет, на стене которого висело большое, от пола до потолка, зеркало. Увидев, что Зоя колеблется, он улыбнулся.
— Уверяю вас, все в порядке. Вы не очень изменились. Вы по-прежнему Зоя Федорова.
Зоя медленно приблизилась к зеркалу, остановившись наискосок от него, чтобы собраться с силами, прежде чем взглянуть на себя. Но тут же взяла себя в руки. Что за глупость, подумала она. Что бы я в нем ни увидела — это я, и даже если закрыть глаза, ничто не изменится.
Глубоко вздохнув, она шагнула к зеркалу. Из зеркала на нее смотрела пожилая женщина. Волосы кое-где серебрились сединой, вокруг глаз и на скулах — припухлости. Последний раз она смотрелась
Зоя отвернулась от зеркала.
— Не отчаивайтесь, — сказал, смеясь, Терехов. — Хорошее питание — и увидите, произойдет чудо. Вы по-прежнему красивая женщина, Зоя Алексеевна.
Зоя передернула плечами.
— Может быть. Но уже совсем другая.
Войдя в камеру, она услышала за спиной звук запираемой двери. Она колотила в нее до тех пор, пока не появилась надзирательница.
— Что тебе?
— Не запирайте дверь.
Надзирательница рассмеялась.
— Да кто ты такая? — бросила она и, с силой хлопнув дверью, снова заперла ее на ключ.
Она права, подумала Зоя. Действительно, кто она такая? Неужто ее ничему не научили годы, проведенные в тюрьме? Они делали с ней все, что хотели, и она покорно все сносила. Они отняли у нее восемь лет жизни, а теперь оказалось, что это ошибка. Вот ведь как просто! И ей придется снести и это.
В ту ночь Зоя не сомкнула глаз. Да и кто на ее месте мог заснуть в канун освобождения?
На следующий день ей выдали дешевенькое пальтишко и берет, сильно отдававшие хлоркой.
— Куда вы направитесь? Мы должны это знать, — спросил ее дежурный офицер.
Зоя покачала головой.
— Теперь это уже не ваше дело. Моей сестры нет в Москве, и я не знаю, захотят ли меня увидеть мои друзья. Но как бы то ни было, вас это не касается.
— Нам необходим более точный ответ. Неужели у вас нет ни одного верного друга, который был бы готов принять вас? — спросил офицер.
Подумав, Зоя ответила:
— Есть. Русланова, певица. Но я не знаю, что с ней сталось.
— Она здесь, в Москве. Уже давно на свободе, — улыбнулся офицер.
— У меня нет ни ее телефона, ни адреса.
Офицер протянул руку к телефону и набрал какой-то номер.
— У нас есть.
К телефону подошел сам генерал. Зоя ждала, затаив дыхание.
— В этом нет необходимости, товарищ генерал, — сказал офицер. — Мы ее привезем сами.
Он проводил ее до машины и открыл перед ней дверцу. Машина тронулась, и, едва не потеряв сознание от потрясения, Зоя увидела, как распахнулись ворота Лубянки и машина выехала из тюрьмы.
Ее ошеломила открывшаяся перед ней картина — деревья, автомобили, идущие по тротуарам люди. Зоя откинулась на спинку сиденья. Она свободна. Значит, это не очередной чудовищный трюк.
Шофер довел ее до дверей генеральской квартиры и нажал кнопку звонка. До нее донеслись торопливые шаги. Дверь распахнулась, перед ней предстала Русланова. Но не та Русланова, какую помнила Зоя по Владимирке. У этой Руслановой были красиво уложены волосы, плечи укутаны во что-то пушистое и теплое. По лицу ее катились слезы.