Дочь друга. Ненужные чувства

Черно Адалин

Просыпаюсь из-за движения. В комнате довольно светло, значит, уже позднее утро. Катя копошится рядом, ерзает, лежит, уткнувшись носом мне в грудь. То, что меня никто за это время не побеспокоил — удивляет, но я все же беру телефон, чтобы убедиться, что он не на беззвучном.

Пропущенных нет, смс-сообщений тоже. Выдыхаю, откладываю телефон, думаю, как освободиться от Кати, когда вижу ее взгляд, направленный на меня. И столько там раскаяния, стыда и стеснения, что я выбираю самую правильную в сложившейся ситуации стратегию — складываю морду кирпичом

и делаю вид, что ничего такого не произошло.

— Доброе утро, — произношу бодрым голосом.

— Я опоздала? Сколько времени? Во второй раз меня точно… выгонят.

— Не выгонят, я все решил, — вру, на самом деле ничего еще не решив.

Орлову позвонить только планирую. Расскажу ему, какие мрази у него на стажировке, пусть подумает. Ну и Катю чтобы… даже пальцем не трогал.

— Правда? — мгновение смотрит на меня благодарно, но тут же следом отворачивается, краснея.

Я размыкаю объятия, встаю. Ночь прошла, утро прибило своей реальностью. Меня ею снесло еще вчера, а Кате сегодня с этим жить.

Сбегаю на кухню, делаю кофе. Жду, когда Катя выйдет, но она буквально выползает, понуро опустив голову.

— Катя, — зову ее.

Когда не откликается, подхожу и приподнимаю ее голову за подбородок.

— Как ты? Порядок?

— Мне так стыдно… — прикрывает веки. — Вы меня тут… приютили, а я…

— А что ты? — хмыкаю. — Мне понравилось.

Она заливается краской, и я ее отпускаю. По большому счету, потому что снова… ведет.

Глава 17

Катя

Я окончательно потеряла стыд. Иначе как еще объяснить все, что происходило прошлой ночью?

Для меня лучше, чтобы я ничего не помнила. Но я помню. Все до мельчайших деталей. Как трогал, как целовал и что я ему говорила. Господи.

Я приваливаюсь плечом к стене на кухне, пока Кирилл разговаривает по телефону на балконе. На улице не так тепло, а он вышел в одной футболке и стоит там уже долго. Подумываю отнести ему одежду, но в последний момент торможу себя.

Это идти к нему в комнату, лезть в шкаф, где все пропитано его запахом, и снова сталкиваться с ним взглядами. Я не могу. А потому остаюсь на месте, хотя хочется провалиться сквозь землю.

Хлопает дверь. Раздаются шаги. Я делаю вид, что безумно занята размешиванием сахара в чашке чая, хотя его там даже нет.

— Кать…

Трясутся руки. Поворачиваюсь.

— Мне уехать нужно. Ты в порядке? Чувствуешь себя как?

— Нормально. Как обычно. Ничего странного не чувствую.

— Отлично. Если что — звони. Номер у тебя есть.

— Кирилл, спасибо… вам. Если бы не вы, я даже не знаю…

— Мы вчера на “ты” перешли, забыла?

— Помню.

Даже слишком отчетливо помню. Лучше бы забыть — думаю в сердцах, но тут же забираю желание обратно, потому что… Помнить хочется все до мельчайших подробностей. Второго такого момента у меня в жизни не будет,

я уверена.

— Со стажировкой… — Кирилл тормозит, хотя почти вышел из кухни. Разворачивается ко мне. — Можешь сегодня ехать, можешь завтра. Тебя Орлов ждет, он в курсе случившегося, так что не бойся, ты будешь у него до конца, не выгонит, но особо его терпение не испытывай.

— Я не собиралась. Вчера… случайно вышло, Кирилл, я ехать никуда не должна была, они настояли. И пить я не хотела, но мы играли, и это было условием.

— Не надо объясняться, Катя. Компания уебков тебе попалась, по ним выводы не делают. Я в твои годы и не такое творил, так что ничего страшного не случилось. Девки твоего возраста каждый день в клубах тусят, пока молодые — это нормально. Ненормально только то, что случилось.

— Я все равно больше никогда и ни с кем…

Он молчит, смотрит на меня хмуро и выходит из кухни. Я остаюсь там, пока не слышу хлопок входной двери. Напряжение, сковывающее меня все это время, постепенно проходит.

Я расслабленно сажусь на стул и думаю, что делать. На стажировку ехать не хочется вообще. Ни сегодня, ни завтра, никогда.

Видеть там тех, кто надо мной вчера смеялся, не хочу.

Я ведь помню их смех, помню, что говорили про меня, пока я лежала в отключке.

Но все же решаю ехать. Папа растил меня бойцом. Говорил, что нельзя прятать голову в песок и сдаваться. Как бы тяжело ни было, нужно подниматься и расправлять плечи, если нужно — восставать из пепла. Папа восставал, и не раз. Сначала после смерти мамы. Затем после увольнения с работы. Вроде бы и по собственному, но из-за ложных обвинений. Он никогда не сдавался, шел дальше, доказывал свое, и его взяли обратно. Не только восстановили в должности, но еще и оправдали, и повысили. Папа для меня пример, и я не могу его разочаровывать.

В приемную, где меня, судя по выражению лиц, никто не ждет, захожу спустя час. Основная часть времени ушла на дорогу, остальное на сборы. Почти все присутствующие смотрят на меня странно. Так, будто думали, что после вчерашнего я сюда не приду. Избавились от конкурентки, так вы считали?

Гордо задрав голову, иду к своему месту, но вижу, что его занял Григорьев. На меня он смотрит волком. Была бы возможность — прямо здесь набросился бы. Но он это еще вчера сделал. Уверена, что все случившееся — его рук дело.

— И где же мое место? — спрашиваю, задрав подбородок.

— Видимо, там, где еще вчера было мое, — зло проговаривает.

Теперь понятно, почему он так на меня смотрит. Иду на второй этаж к Орлову, и на этот раз меня никто не останавливает. Прохожу беспрепятственно, стучу в дверь.

— Войдите!

Страшно.

Но я иду. Решительно захожу, правда, как только натыкаюсь на взгляд Романа Львовича, энтузиазма немного убавляется. Он недоволен. Уж не знаю чем. Тем, что вообще произошло, или что теперь я тут буду. В любом случае я не просила, он так сам решил, а отказываться я не стану. Это мой шанс.