Дочь друга. Ненужные чувства

Черно Адалин

Снова целую. Скатываюсь губами к шее и ниже. Обхватываю соски, обвожу их языком, ласкаю.

Катя протяжно стонет и слегка царапает мне спину. Не сильно, но ощутимо.

— Может, не здесь? — слышу тихое.

Перекрываю воду, поднимаю Катю на руки и выношу из ванной. Не вытираясь, заваливаемся на кровать. Крышу сносит напрочь, когда раздвигаю ей ноги и прикасаюсь. Она вздрагивает, охает, ерзает, двигаясь ближе.

Ни капли не стесняется, хотя не так давно краснела от каких-то банальных вещей. Ласкаю ее клитор пальцами, ловлю бесстыжие стоны губами, целую, куда

могу дотянуться, стараясь не думать о том, что, пожалуй, впервые так долго медлю. Мне нравится ее ласкать, прикасаться, целовать и покусывать нежную кожу.

— Кирилл… — срывается с ее губ.

Она тянется ко мне руками, обнимает. Перехватывает мой поцелуй в шею губами, прикусывает мою. Громко выдыхаю, медленно скольжу языком в ее рот.

— Хочу тебя, — мягким шепотом мне на ухо.

И я хочу. Почти невыносимо.

Барьеров давно нет. Ни одежды, ни белья.

Достаю из тумбочки резинку, раскатываю. Вижу, как Катя наблюдает расширенными глазами. Нависаю сверху, отвлекаю. Знаю, что раньше у нее не было любовников, но ее реакция все равно сбивает с толку.

Устраиваюсь между ее ног, вожу членом по мокрым складкам, ласкаю пальцами, срывая стоны. Вхожу одним толчком. Это оказывается непросто. Катя вскрикивает. Я отбрасываю мысль о недостатке смазки. Смотрю в ее глаза, наполнившиеся слезами. Наверное, я до последнего не верил. Она сказала мне прямым текстом, когда ее накачали, но весь спектр произошедшего прочувствую только сейчас.

Застываю в ней. Непонятная злость разносится по всему телу.

Девственница. Блядь.

Катя зажмуривается, сжимается вся. Ей больно, а я ничего не могу сделать. Твою ж мать! Я думал, что нет. Рассчитывал на это, потому что она была умелой соблазнительницей.

— Катя…— перехватываю ее лицо. — Посмотри на меня! Распахивает веки, смотрит. По вискам катятся слезы.

— Сильно болит?

— Терпимо. Почти проходит.

— Прости…

Не знаю, что больше говорить. Я не должен был полагаться на “а, вдруг”.

— Не за что извиняться, — улыбается. — Ты мне нравишься, я тебе тоже, и опыта у тебя много.

Лучше бы она молчала, чем вот так расчетливо рассказывала, как выбирала меня в любовники.

Ответа у меня для нее нет. Возбуждение не спадает. Кроме разочарования я еще и чувствую ее — горячую и тесную.

— Болит еще?

— Нет.

Медленно скольжу назад.

— Нет! — вскрикивает, явно считая, что я намереваюсь закончить, но я толкаюсь в нее снова.

Смысла возвращаться назад нет. Она уже не девственница.

Замечаю капли крови на кровати, когда выхожу из нее и толкаюсь снова. Катя сжимается, морщится, но через пару минут расслабляется, обхватывает меня ногами, стонет. Отключаю мысли, потому что с ними нихера не получится. Вхожу медленно и быстро. По-разному, чтобы уловить, как ей хорошо. Как только чувствую — выстраиваю нужный темп, зажимаю во рту соски, пробую их на вкус языком.

Катя доходит до оргазма быстро, вскрикивает, сжимает в руках простыни. Я ее догоняю, отпуская свою сдержанность. Изливаюсь в нее, выхожу, стаскиваю презерватив и падаю на кровать на спину рядом с Катей.

—

Мне уйти? — поднимается.

Перехватываю за руку, тяну на себя. Я могу быть мудаком после секса, могу грубо выставить девушку за дверь едва ли не сразу после, но Катя — не любая девушка. Она особенная, и речь даже не в ее отце, а в ней самой. Подминаю ее под себя, обнимаю. Лежим на боку. Катя непонимающе сопит. Отпустить я ее не могу, потому что это неправильно. Я у нее первый мужчина. Наверняка особенный, если я хоть что-то понимаю в женщинах.

Мне не то чтобы не хочется ее разочаровывать, я уже это сделал, сказав, что мне никаких отношений не надо, и трахнув ее в первый раз с этим осознанием. Но если можно сгладить впечатление совместной ночью, то почему бы и нет.

Мы засыпаем как-то незаметно. Я отрубаюсь, напрочь забыв обо всем, а утром меня будит настойчивый звонок в дверь.

Катя ворочается, что-то бормочет. Мы лежим в обнимку. Я крепко ее обнимаю, но высвобождаюсь из объятий, чтобы открыть.

Наспех набрасываю халат, оборачиваюсь в двери, наслаждаясь видом сонной Кати. Кто бы там ни пришел — пошлю его на хер и вернусь досыпать, но стоит открыть дверь, застываю истуканом, потому что там стоит Дмитрий — отец Кати — собственной персоной.

Глава 21

— Я могу войти?

Спрашивает, потому что я продолжаю стоять истуканом на пороге и загораживаю собой весь вход. Где-то в моей комнате лежит Катя. Судя по тому, что Дима не набрасывается на меня с кулаками, он понятия об этом не имеет. А я как-то не уверен, что Кате не захочется выйти прямо сейчас и обнаружить свое присутствие. Но и выставить Диму за дверь я не могу. Он следователь. Надо отдать ему должное — слишком хороший следователь.

— Входи, — пропускаю его наконец внутрь.

Закрыв дверь, веду Диму на кухню.

— Я сейчас вернусь. Оденусь.

Разговаривать с другом, когда у тебя под халатом даже нижнего белья нет, как-то неудобно. Особенно когда вчера лишил девственности его дочь. Но больше всего я боюсь не этого. А того, что Катя решит проявить чудеса гостеприимности.

А вообще, ей вот скоро на стажировку. Буквально через полтора часа. И за это время мне нужно выпроводить Диму.

Я ловлю Катю в коридоре. Одетую, улыбающуюся. Она собирается что-то спросить, но я закрываю ее рот ладонью и, развернув к себе спиной, толкаю обратно в комнату.

— Я сейчас уберу руку, а ты постарайся говорить потише, — шепчу ей на ухо. — Здесь твой отец.

Она дергается. Как только отпускаю, смотрит на меня полными ужаса глазами.

— Ты его позвал?!

— Мы вчера трахались, Катя. Зачем бы я стал его звать?

Она заливается краской, прячет взгляд, что с ее вчерашней смелостью как-то не вяжется.

— Ты не расскажешь обо мне?

— Нет.

Поверить не могу, что не так давно самолично планировал позвонить Диме и рассказать ему о стажировке его дочери и о ее проживании у меня, а теперь спокойно планирую скрывать этот факт.