Дочь обмана
Шрифт:
— Она — сестра моей мамы, — сказала она, когда мы после скачки пустили наших лошадей шагом.
— Она живет неподалеку?
— Да, недалеко. Около получаса езды. Моя мама и она — сестры-близнецы.
— Она редко посещает Серый дом, ведь так?
— Так. Бабушка Анжель звала ее. И дедушка Робер тоже. Потом они привыкли. Больше ее не приглашают. Ей действительно не хочется приезжать. Думаю, потому, что это ей напоминает о смерти мамы, а она хочет все забыть.
Мы подъехали к ручью.
— Мельница уже недалеко, —
— Мельница?
— Так называется дом — «Мельница на перекрестке». Он действительно стоит на перекрестке. Отсюда и его название. Теперь там уже нет мельницы. Мой прадедушка был мельником.
— Что-то я плохо понимаю. Будет лучше, если ты мне немного расскажешь об этом месте и о людях, к которым ты меня везешь.
— Я же сказала, мы едем навестить мою тетушку Кандис, а она живет в доме, который был когда-то мельницей, стоявшей на перекрестке дорог.
— Это я поняла, но…
— Ну, мой прадедушка был мельником, а дедушка заработал кучу денег на бирже или еще где-то и сказал, что не собирается всю жизнь оставаться мельником. Поэтому он закрыл мельницу и стал знатным человеком. Но он опозорил себя, женившись на цыганке. У них родились две дочери — Кандис и Марианна. Марианна была самая красивая женщина на свете. Она уехала в Париж и стала натурщицей. Она вышла замуж за моего папу и родилась я, а когда мне было девять лет, она умерла. Тетя Кандис живет в старом доме с Нуну.
— С кем?
— Со старой няней, конечно. Нуну никогда не покинет Кандис.
— А Кандис… Она не вышла замуж?
— Нет. Она и старая Нуну живут вдвоем. Я не думаю, что они когда-нибудь забудут Марианну.
— Очень странно, что они не навещают вас.
— Ничего странного. Вы это поймете, когда их узнаете. Кандис не была у нас три года.
— С тех пор, как умерла ее сестра?
— Правильно. Поехали. Я покажу место, где упала моя мама. Это гиблое место. Одного человека лошадь сбросила почти на том же месте, где умерла мама. Это место называют «чертов угол». Говорят, это происходит потому, что люди скачут галопом через поле и неожиданно оказываются на перекрестке, поэтому вынуждены резко останавливаться. Смотрите. Это здесь.
Она внезапно остановилась, я тоже. Мы смотрели на поле, покрытое травой. Перекресток находился у ручья, который мог быть притоком протекавшей поблизости реки. Там стоял дом мельника. Дом возвышался над местностью, а за домом стояли, как мне показалось, амбары.
На воротах было написано «Мельница на перекрестке».
— Твоя тетя ждет нас?
— О, нет. Мы просто нанесем визит.
— Но, может быть, она не хочет меня видеть?
— О, она захочет. И она будет рада видеть меня. И Нуну тоже будет рада.
Она спрыгнула с лошади. Я последовала ее примеру. Мы привязали лошадей к столбу ворот и пошли по заросшей травой дороге.
Мари-Кристин взяла дверной молоток и стукнула по двери. Раздался громкий удар. Тишина.
Я с облегчением подумала, что дома никого нет, но дверь открылась и в проеме показалось лицо. На нас смотрела седая женщина лет, должно быть, семидесяти.
— О, Нуну, — сказала Мари-Кристин, — я пришла навестить вас. А это мадемуазель Тремастон, которая приехала из Англии.
— Из Англии? — Старая женщина разглядывала меня подозрительно, а Мари-Кристин продолжала:
— Двоюродный дедушка Робер был другом ее мамы, известной актрисы.
Дверь широко открылась, и мы с Мари-Кристин вошли в темный холл.
— Тетя Кандис дома? — спросила Мари-Кристин.
— Нет, она вышла.
— Когда она вернется?
— Не знаю.
— Тогда мы побеседуем с тобой, Нуну. Как поживаешь?
— Ревматизм замучил. Думаю, будет лучше, если мы пройдем в мою комнату.
— Что ж, пошли. Возможно, тетя Кандис скоро вернется.
Мы поднялись по ступенькам и вошли в открытую Нуну дверь. Нуну пригласила нас сесть.
— Ну, Мари-Кристин, — сказала она, — давненько ты не была у нас. Ты должна приезжать чаще. Ты же знаешь, что мадемуазель Кандис не желает ездить в Серый дом.
— Я показываю мадемуазель Тремастон наши окрестности, интересные места, людей и все прочее. Ты и тетя Кандис — часть моей программы.
— Как вам здесь нравится, мадемуазель?
— Я нахожу, что здесь очень интересно.
— Далекий путь вы проделали из Англии. Я отсюда никуда не выезжала с тех пор, как родились Марианна и Кандис. Давненько это было. Их мама умерла после родов, и кто-то должен был присматривать за детьми.
Она заметила мой взгляд и сказала, почти извиняясь:
— Привязываешься к детям, за которыми ухаживаешь. Я была нянькой их отца. Я смотрела за ним как за собственным сыном. Его мать и то меньше о нем беспокоилась. Он рос послушным мальчиком. Позднее у него обнаружились редкие способности делать деньги. Мельница ему не подходила. Он всегда заботился обо мне. «Ты не должна нуждаться, пока я жив», — говаривал он. Затем он женился на этой цыганке. Это он-то, который всегда отличался умом… Уехал и женился! А потом остался с двумя малютками. Ей нельзя было рожать детей. Кто-то может, кто-то нет. Он сказал мне: «Нуну, ты должна вернуться». И я вернулась.
— Мне кажется, что именно здесь вы и хотели бы жить, — заметила я.
— Надеюсь, вам понравится у нас. — Она вытерла глаза, в которых стояли слезы. — Вы должны простить меня, — продолжала она. — Иногда я не могу сдерживаться. Горько терять тех, кто так дорог.
— Я знаю, — сказала я.
В разгар нашей беседы вернулась Кандис.
Мы услышали, как она вошла, и Мари-Кристин вскочила со стула.
— Тетя Кандис, я здесь, с Нуну. Я привезла мадемуазель Тремастон повидать тебя!