Догони свое время
Шрифт:
Вообще-то Лола носила другое, чисто русское имя Алевтина, но все её почему-то называли Лолой, наверное, в честь малолетней эротоманки из романа Набокова, а может, здесь не обошлось без влияния певички, не знающей комплексов, Лолиты.
Как бы там ни было, но Лола была Лолой – и всё!
Резкий, как крик прищемлённой дверью кошки, голос удачливой журналистки оторвал меня от сладостных раздумий о близком обеде с хорошей порцией чёрного крепчайшего кофе.
Лола стояла передо мной, зажав изящный носик пальцами.
– Ты что здесь богадельню развёл? – забыв разницу в возрасте, топала ножками Лола, задыхаясь от возмущения – В туалете продохнуть от этих старых обезьян нельзя! Не колхозный амбар сторожишь! Завтра же тебя уволят! Наберут с улицы всяких…
Таким напором я действительно был ошарашен, и первоначальная весёлость моя испарилась в один момент.
Когда она увидела старушек? В фойе её точно не было. Кто-то продал меня на корню. Во, нравы!
– Открой мужской туалет!
– А в чём дело?
По случаю течи в раздаточной трубе мужской туалет был закрыт, и весь коллектив временно пользовался женским.
– Твои Божьи одуванчики дурно пахнут! Из туалета уборную сделали! Мерзость какая-то!
Я стал молоденькой, ещё не тронутой временем девушке, объяснять, что в этом деле как откажешь? И с ней могло бы произойти то же самое… А если на улице – прямо беда!
Что началось! Затопали ножки, засучили ручки, запорхали ресницы:
– Хам! Хам! Мужик Лапоть деревенская! – забыв в запальчивости, что русский лапоть всё же мужского рода и племени, заверещала она. – Инструкции забываешь! Богадельню устроил!
На шум из своей каптёрки вышел Шосин.
Как он оказался сегодня не у стола, уму непостижимо? Скорее всего, его не позвали не только за несуразный внешний вид, но и за язык, с которого то и дело спрыгивали бородавчатые жабы.
– Ну? – хмуро спросил он, и трудно было понять к кому конкретно он обращается.
– Этот, этот!.. – она забыла или просто не захотела помнить, как меня звать. – Сторож при дверях бабок в туалет пустил, а теперь там вонь столбом стоит! Безобразие!
Шосин немного покачавшись, заглянул в туалет:
– Чего ж ты за собой не смыла? Весь унитаз загадила!
– Вот-вот, я и говорю, – монашек каких-то… вот он! – пропустив мимо ушей слово «загадила», затараторила она, в надежде, что завхоз станет со мной разбираться сам.
– Я не знаю, кто там был, и с тебя трусы не снимал, но слышал, как ты оттуда вышла.
Лола стала не то чтобы краснеть, а вся покрылась багровыми плешинами, словно только что вынырнула из крапивных зарослей.
– Идиоты!!! Туалет мужской откройте! – нетерпеливо пританцовывала она на туфельках
Шосин, снова покачавшись, покачавшись, медленно пошёл открывать мужской туалет.
Забыв
– Э, мужик, дай прикурить! – потянулся к моей сигарете распаренный водкой и весёлым общением Шура Измайлов, настоящий оператор, кончивший в своё время ВГИК, но ввиду затяжных попоек отправленный из Центрального канала в провинцию.
Шура, как и все отставные москвичи, был развязно-общителен, но соблюдал лёгкий московский аристократизм, свойственный бывшим, любым «бывшим» и уже не настоящим.
Увидев выходящего из-за портьеры Шосина, он молча указал пальцем туда, куда только что вошла Лола, всем видом давая понять, что после пивка ему надобно расслабиться.
– Проходи-проходи! – широким жестом пригласил тот Шурика, заговорщицки подмигнув мне – Туалет работает!
«Ну, всё!» – подумал я, представив кошачьи коготки Лолы, в совокупности с её женским темпераментом, на вальяжной физиономии Шурика. Мне искренне стало жаль парня. Пострадает ни за грош. Теперь такое начнётся…
Шосин тоже с любопытством поглядывал на портьеру, за которой вразвалочку скрылся Шура.
Но наши ожидания не учли скромного обаяния Шуры с навыками столичного студента Института Кинематографии.
За портьерой было тихо.
Мы с Шосиным недоумённо переглянулись. Другого выхода из туалета не было, а в той теснине, про которую мы с завхозом подумали, двоим на одном месте было не усидеть.
Шосин, не дожидаясь, заглянул в женский туалет: может, Шурик спьяну ошибся дверью?
Через мгновенье умудрённый жизнью и опытом завхоз вынырнул, быстро отмахнув тяжёлый бархат складчатой портьеры:
– Нет? – Шосин вопросительно посмотрел на меня, имея в виду эту сладкую парочку.
– Нет! – в тон ему тоже коротко ответил я.
– Точно! – короткими ластами ударил себя по тугим бокам неожиданно подружившийся со мной увалистый пингвин. Было видно, как его пожирает любопытство и какой-то свой интерес в этом деле. Он снова уселся на диван, посматривая в сторону портьеры. – Ладно, – сказал пингвин, немного помолчав, – я этих субчиков здесь подожду, а ты ступай, действительно, убери за бабками, уж очень они… – он защемил свой нос, показывая, какие они, эти мои гости, бяки.
Ну, что поделаешь? Я нарушил инструкцию. Пустил посторонних на охраняемый объект. А посторонние террористами оказались. Мину заложили. Что ж, всё правильно! Дело житейское, пойду разминировать…
– Ведро и веник в каптёрке возьми! Руками, что лишь, выгребать будешь? – крикнул мне вослед Шосин. – Охрану я на себя беру!
– Бери, бери! Не урони только!
Мне в жизни всяко приходилось… И теперь особого труда не составило убрать за двумя пожилыми женщинами. От старости куда денешься, если доживёшь? А доживёшь, так сам наплачешься…