Доктор Фальк и дачные убийства
Шрифт:
Возражений не возникло. Фальк громко позвал Вансовского, и тот с заметным облегчением присоединился к их столику. После представлений (Фальк и Шевцов коммерсанта, конечно же, знали, а вот Неверов виделся с ним впервые) пришел черед первой партии. По жребию роль первого сдающего досталась отставному Павлу Сергеевичу. Пока тот вскрывал новую колоду карт с клеймом воспитательного дома [23] , Шевцов обратился к Фальку и Вансовскому:
– Итак, господа, вы довольны?
23
Московский
– Более чем, Евгений Маркович, благодарю, – ответил коммерсант.
– Простите, господа, но о чем идет речь? – уточнил Фальк.
– Как же! – воскликнул Шевцов. – Сегодня вышел новый номер газеты. И на первой полосе, как вы и просили, я разместил статью, в которой опровергаю слухи о разгуливающем по Зеленому лугу призраке. Выпуск уже лежит в курзале, кондитерской, ресторане и гостиницах.
– Признаюсь, упустил этот момент, – повинился Василий Оттович.
– А зря, замечательная статья вышла, – улыбнулся Вансовский. – Еще раз, премного благодарен вам обоим за помощь.
– А меж тем проблема остается нерешенной, – заметил Неверов, закончив сдавать карты. – Даже если отмести часть сообщений как массовое помешательство, слухи и просто злонамеренные сплетни, их слишком много, чтобы игнорировать тот факт, что по ночам в Зеленом луге действительно бродит некая фигура в сером балахоне.
– Павел Сергеевич, давайте поговорим о чем-нибудь еще, – взмолился Фальк.
– Василий Оттович, да будет вам, – встал на сторону отставного товарища прокурора Шевцов. – Как ни крути, а это главная тема для новостей в деревне. Вы же у нас скептик и рационалист. Поделитесь своим мнением, что такого у нас творится?
Фальк был вынужден второй раз за день пересказать свои соображения по поводу природы призрачного монаха.
– Признаюсь, глупые недоросли, пугающие дачников, будят во мне желание как следует отходить их розгами, – задумчиво сказал Неверов. – Но лучше уж так, чем убийца, который бродит ночью по темным аллеям.
– Почему же сразу «который»? – лукаво осведомился Вансовский, выглядывая из-за карт. – Вы не допускаете, что убийцей может быть женщина?
– Федор Романович, скажете тоже! – фыркнул играющий с ним в паре Шевцов.
Фальк хотел присоединиться к нему, но вспомнил, какая горькая ненависть звучала в словах Анжелики Любимцевой, встреченной им в беседке за день до убийства. Поэтому доктор решил промолчать. А Неверов лишь подтвердил его правоту:
– Господин Вансовский не так уж неправ. Из своего опыта скажу, что женщины оказываются убийцами ненамного реже мужчин.
– И я понимаю, что о покойниках либо хорошо, либо никак, но я так понимаю, что Вера Павловна умела наживать себе врагов, – добавил Федор Романович. – Должен сказать, что это было заметно даже по нашей переписке. Но только когда мы с Родионом перебрались в Зеленый луг, я понял весь, так сказать, масштаб бедствия…
– То есть инженера Платонова в качестве преступника вы уже не рассматриваете? – обвел собеседников взглядом Шевцов.
– Не знаю, есть ли в отношении него железные доказательства… – Неверов говорил с абсолютным спокойствием, так что лишь Фальк понимал, что отставной товарищ прокурора кривит душой. – Но
– Хотя, конечно, хотелось бы, чтобы Платонов все же признался и положил конец домыслам вроде наших, – сказал Вансовский. – Как любят говорить американцы, это плохо для бизнеса.
– Кстати, про бизнес, – повернулся к нему Шевцов. – Почему вы все-таки решили открыть пансион именно у нас?
– Ну, ежели желаете послушать… – самодовольно улыбнулся Вансовский. – Представляете, сколько их в Финляндии?
– Десятки? – предположил редактор.
– Если не сотни! – назидательно поднял палец Федор Романович. – А сколько гостиниц, санаториев и курортных заведений в Сестрорецке?
– Сойдемся на «много»? – предложил Фальк.
– Сойдемся, – согласился Вансовский. – А теперь взглянем на Зеленый луг. Гостиниц у вас две. «Швейцария», безусловно, хороша, но в ней не так много номеров. Есть ли у них конкуренты? Теоретически – «Бристоль». Но, как я уже говорил, о покойниках…
Он плутовски улыбнулся, заслужив одобрительный смех партнеров по игре.
– А теперь – внимание! – Вансовский понизил голос, заставив собеседников придвинуться ближе. – Финские дачные места, Сестрорецк, южные пригороды столицы уже переполнены, а население Петербурга растет. Скоро отдыхающим потребуются новые места. И тогда они обнаружат Зеленый луг! Близко к Петербургу, море, чистый воздух. Идеальное сочетание. Представляете, сколько людей захочет перебраться сюда на лето?
Василий Оттович посмотрел на соседей и по их взглядам понял, что им тоже не нравится ход мыслей Вансовского и описываемые им перспективы. Кажется, заметил это и Федор Романович, потому что поспешил добавить:
– Господа, вижу, что сия идея вам не нравится. Прошу, не казните гонца. Это обязательно произойдет, с моим участием или без. Ваш тихий уголок в ближайшие лет пять станет куда более шумным. Я лишь хочу опередить потенциальных конкурентов.
– Хм… Пять лет, говорите? – задумчиво переспросил Неверов. – А что же вы будете делать до этого? Думаю, ваш прожект недешев…
– Риск – обязательная часть успеха! – отмахнулся Федор Романович. – Да, какое-то время придется туго, но, поверьте, первый же удачный год окупит все вложения!
Тем временем от входа донеслись громкие голоса, явно о чем-то спорившие. Игроки с интересом обернулись и увидели, как распорядитель Аркадий грудью встал на пути у Эдуарда Сигизмундовича Шиманского. Тот явно был слегка навеселе, потрясал в воздухе стопкой ассигнаций и возмущенно вопрошал:
– Нет, вы мне скажите, по какому праву меня сюда не пускают? Я готов приобрести членский билет! Или заплатить взнос за участие в вечере казино!
Бедный Аркадий мямлил что-то неразборчивое, но дорогу поляку не уступал. Неверов и Фальк переглянулись. Каждый из присутствующих в зале мужчин знал, почему вход в казино Шиманскому заказан. Дурная слава альфонса [24] невыводимым пятном легла на репутацию Эдуарда Сигизмундовича, и каждый дачник хоть сколь-нибудь высокого статуса считал ниже своего достоинства общение с таким человеком. Иногда Василию Оттовичу становилось жалко поляка, но такие периоды были весьма редкими и непродолжительными.
24
Это имя стало нарицательным для мужчин-жиголо в конце XIX века после пьесы Дюма-сына «Господин Альфонс».