Доктор Крюк
Шрифт:
Франсуа побледнел.
— Нет… — прошептал он. — Я не хотел…
— Не хотел? А что ты хотел, Франсуа? Ты подставил ее, и теперь она в опасности. И если ты действительно ее любишь, то подумай, как ее спасти.
Я развернулся и пошел к выходу, оставив его наедине с его мыслями. Пусть думает как выйти из ситуации. А то я уж устал решать проблемы всех и вся.
Я вышел из трюма, хлопнув дверью так, что она жалобно скрипнула. Сырой полумрак сменился ослепительным светом солнца, и я невольно зажмурился, прикрывая глаза рукой. Яркие лучи били прямо в лицо, отражаясь
Надо бы завести повязку на глаз, как у этих пиратских романтиков. А то переход от тьмы к свету — как удар кувалдой по башке.
Я усмехнулся своей шутке, но мысль о повязке засела в голове. Вообще-то, эти одноглазые пираты, вроде нашего боцмана Бена, не просто так щеголяют с черными тряпками на пол-лица. Это не только для устрашения или чтобы скрыть шрамы, хотя и это тоже. Нет, тут дело в практичности. Когда ты то и дело ныряешь из света в тьму — с палубы в трюм, из трюма в каюту, — глазам нужно время, чтобы привыкнуть. А если один глаз уже закрыт повязкой, он остается готовым к темноте. Снимаешь ее — и сразу видишь, где что лежит, безо всякого щурения и спотыкания о ящики. Хитро, ничего не скажешь.
Я вдохнул соленый морской воздух, чувствуя, как он прочищает мозги после душного трюма. Палуба гудела: пираты таскали ящики с трофеями, перекрикивались, кто-то уже заливал горло ромом, празднуя победу. Шустрый паршивец Сэм мелькнул где-то у мачты, таская веревки с таким видом, будто он тут главный. Я покачал головой и прислонился к борту, глядя на горизонт. Надо было собрать мысли в кучу, а то они, как пьяные матросы, разбрелись кто куда.
Франсуа выложил мне больше, чем я ожидал, но меньше, чем мне нужно. История с Френсисом Дрейком, картой и сокровищем звучала как байка из портового кабака, но в ней что-то было. Особенно эта часть про «нечто». Неужели Дрейк тоже был носителем, как я? Неужели Вежа — не случайность, а часть чего-то большего?
Итак, что я имею? Две части карты. Первая — от Джима, того бедолаги, что цеплялся за мачту рядом со мной. Он передал ее мне перед смертью, вместе с загадочной фразой «В глазах святого Бернара». Вторая — от Люка, которого я, ну, скажем, освободил от бремени этой жизни. Эта часть досталась мне после его неудачной попытки приставить нож к моему горлу. Две части из четырех — уже половина пазла. Неплохо для старика, который еще недавно пил бокал шампанского на круизном лайнере. Или наоборот, плохо.
Третья часть, судя по словам Франсуа, у Анри де Бошана, отца Маргарет. Этот старый лис нашел ее в архивах Тортуги, когда был губернатором, и спрятал, надеясь использовать как козырь. Вот только его козырь пока лежит мертвым грузом в капитанской каюте, отходя от отравления, которое устроила его же дочь. Забавно, как все переплелось. Маргарет, похоже, знает, где эта часть, или, по крайней мере, подозревает. Франсуа рассчитывал на нее, чтобы заполучить карту де Бошана.
А вот с четвертой частью — засада. Франсуа не знает, где она, и это меня беспокоит. Томас Блэквуд, юнга Дрейка, унес ее в Англию, и след ее потерялся. Может, она до сих
Я хмыкнул. Вот же коктейль противоречий. Люк хотел карту из жадности, Джим хранил ее как реликвию семьи, де Бошан видел в ней спасение, Франсуа — средство для новой жизни с Маргарет. И я, Николай Крюков, Доктор Крюк, стою посреди всего этого, как повар над котлом, в котором варится чертова уха из всех этих ингредиентов.
Но что-то подсказывало мне, что Франсуа не договаривает. Его история про любовь к Маргарет звучала трогательно, но слишком уж гладко. Он подставил ее, дал ей яд, который чуть не угробил ее отца и при этом клянется, что не хотел зла? Не верю. Может, он знает о «сокровищах» больше, чем говорит? Может Маргарет лишь пешка в его игре?
Я потер виски. Надо было действовать.
Третья часть — мой следующий ход. Если я смогу заполучить ее у де Бошана, у меня будет три четверти карты. А там, глядишь, и четвертая найдется.
Я оттолкнулся от борта и направился к каюте капитана, Марго должна быть там, я мельком видел, как она туда пошла. Солнце било в глаза, но я уже не щурился.
Солнце заливало море багровыми отблесками, а ветер трепал волосы, будто пытаясь вырвать из головы все мысли разом.
После того, что рассказал мне француз, у меня был козырь, и я собирался его разыграть.
Дверь каюты скрипнула, когда я толкнул ее плечом. Внутри было тихо, только слабое дыхание Роджерса и остальных нарушало тишину. Они все еще отходили от отравления, но уже не выглядели так, будто вот-вот отдадут концы. Маргарет сидела на табурете рядом с отцом, держа его руку.
— Маргарет, — сказал я, закрывая дверь за собой. Мой голос прозвучал мягче, чем я хотел, но это было к лучшему. Пусть расслабится. — Нам надо поговорить.
Она вздрогнула, подняв на меня настороженный взгляд.
— О чем? — спросила она.
Я подошел ближе, встал рядом.
— О Франсуа. И о том, что он мне рассказал.
Она побледнела.
— Что… что он вам рассказал? — прошептала она.
— О, многое, — я усмехнулся, наклоняясь чуть ближе. — Например, про карту Френсиса Дрейка. Про то, как она была разделена на четыре части. Про Джима, Люка, вашего отца. Он был очень красноречив.
Ее глаза расширились. Она не ожидала, что Франсуа «раскроет» мне столько. Но я держал лицо, как будто все это было мне известно с самого начала. Пусть думает, что я знаю больше, чем на самом деле. Это сработало с Франсуа, сработает и с ней.
— Он… он не должен был… — начала она, но я перебил ее, подняв руку.
— Должен, не должен — какая разница? Он рассказал. И теперь я хочу услышать вашу версию.
Она молчала, глядя на меня с какой-то смесью страха и отчаяния. Наконец, она вздохнула и опустила голову.
— Хорошо, — прошептала она.
Она встала и предложила выйти из каюты. Я кивнул и вышел. Осторожная леди, боится, что ее услышат в каюте. Она встала возле двери и устремила взгляд в сторону.
— Я расскажу. Но… вы должны пообещать, что не выдадите меня.