Доктор Крюк
Шрифт:
Вот же логика — железная штука. У меня поднялось настроение. Я улыбаясь в свои тридцать два зуба направился назад, в свою каюту. На палубе было скользко и ветер не внушал желания подышать воздухом.
Я возвращаюсь в свою каюту — тесную, вонючую, похожую на тюремную камеру. Сажусь на топчан и смотрю в одну точку, не видя ничего перед собой.
Первый шаг выполнен. Я старался помочь этим несчастным. Второй шаг — разведка. Нужно понять, что это за корабль, что за люди меня окружают, каковы их нравы и обычаи. Только так я смогу найти
Надо было узнать у капитана куда мы путь держим и когда доберемся до цивилизации. Как же неохота идти наверх, на ветер.
Я покидаю свою каюту, больше похожую на гроб, и выхожу на палубу. «Гроза Морей» оказывается внушительным судном. Трехмачтовый бриг, если мои познания в такой древности не подводят. Мачты, уходящие ввысь, кажутся исполинскими деревьями, а многочисленные канаты и снасти — их ветвями. Палуба, истертая добела, хранит следы бесчисленных штормов и сражений. Чувствуется, что корабль этот — не просто средство передвижения, а живое существо, со своим характером и своей историей.
Внизу, в трюме, царит полумрак. Там хранятся бочки с водой и провизией, ящики с оружием, тюки с тканями — добыча, захваченная в недавних рейдах. Запах сырости, гнили и пороха бьет в нос. И крысы. Жирные, серые твари, шныряющие повсюду, не обращая внимания на людей.
На верхней палубе — главное оружие корабля. Тяжелые чугунные пушки, установленные на лафетах, смотрят в море своими черными жерлами. Калибр, навскидку, фунтов восемнадцать-двадцать. Серьезная огневая мощь, даже по меркам современного флота.
Я брожу по кораблю, стараясь не привлекать к себе лишнего внимания. Ветер и правда не располагал к прогулкам. Пираты заняты своими повседневными делами: кто-то чинит порванный парус, орудуя толстой иглой и суровой ниткой; кто-то с остервенением драит палубу, смывая въевшуюся грязь и, вероятно, кровь; кто-то, сидя на бочонке, точит свой тесак, издавая скрежет, от которого у меня мурашки бегут по коже.
Разговоры, обрывки фраз, долетающие до меня. Они говорят о море, о погоде, о предстоящих делах. Ругаются, смеются, травят байки. Обычная жизнь, только на пиратском корабле.
Я пытаюсь заговорить с ними. Сначала — осторожно, задавая нейтральные вопросы: о названии корабля, о его возрасте, о маршруте плавания.
Отвечают неохотно. Бросают короткие, резкие фразы, словно не хотят тратить на меня время. В их глазах — настороженность, недоверие. Чувствуется, что меня считают чужаком, инородным телом в их сплоченном, хоть и разношерстном, коллективе.
Но постепенно, капля за каплей, лед начинает таять. Я узнаю, что «Гроза Морей» — один из самых грозных пиратских кораблей в этих водах. Так по крайней мере говорят эти аниматоры. Они же говорят, что капитан Роджерс, несмотря на свою жестокость, пользуется уважением команды за свою удачливость и умение вести дела. Что их основная «работа» — грабеж торговых судов, идущих из Нового Света в Европу и обратно.
— А где мы сейчас? —
— На Карибах, док, — отвечает он, не отрываясь от своего занятия. — Где ж еще?
Карибы. Это я и так понял. Но какое именно место? Какое время? Кстати, да. А в каком году они все это отыгрывают? Просто любопытно. Или они не заморачиваются до таких мелочей?
— А год? Какой сейчас год? — пряча ухмылку задаю я вопрос.
Парень бросает на меня удивленный взгляд.
— Ты что, док, головой ударился? — Он усмехается, обнажая неровные, пожелтевшие от табака зубы. — Тысяча шестьсот пятьдесят седьмой. От Рождества Христова.
Ух ты! Смотри-ка, даже такую мелочь продумали. Молодцы, что еще скажешь.
Разговор прерывает громкий крик: «Земля по курсу!».
Пираты, как по команде, бросают свои дела и устремляются к борту. Я, следуя за ними, тоже подхожу к перилам.
Вдалеке, на горизонте, вырисовывается силуэт острова. Высокие, покрытые густой зеленью горы, спускающиеся к самому морю.
— Тортуга, — говорит рыжий пират, стоящий рядом со мной. — Наша база. Приплыли.
Тортуга? Остров, о котором я читал в книгах. Легендарное пристанище пиратов, флибустьеров, корсаров. Место, где царит беззаконие, где льются реки рома и где каждый день может стать последним.
Я смотрю на приближающийся остров. Не думаю, что для аниматоров создадут целый остров с полным погружением в эпоху.
Вечер опускается на море, окрашивая небо в багровые тона. Я сижу на палубе, облокотившись на пушку, и думаю. Думаю о своей прошлой жизни, о своих внуках.
Мысли прерывает тяжелая поступь. Ко мне подходит тот самый молчаливый громила, которого я видел в каюте капитана. Кажется, его зовут Люк. Он останавливается напротив, загораживая собой закатное солнце. Его фигура кажется огромной, почти нечеловеческой.
— Док, — произносит Люк низким, глухим голосом. — Ты ведь нашел Джима после шторма?
Джим? Это кто? Единственный, кого я видел после шторма, это тот самый матрос, который передал мне бутылочку с картой.
— Да, — отвечаю я, стараясь, чтобы голос не дрожал. — Я подобрал его на берегу. Он был при смерти.
Громила кивает. Медленно, словно каждое движение дается ему с трудом.
— Я видел его тело, когда тебя забирали. Он что-нибудь говорил тебе? — спрашивает он, пристально глядя мне в глаза.
— Нет, — честно вру я. — Он был уже мертв.
Взгляд громилы становится еще тяжелее. Кажется, он видит меня насквозь.
— Джим был моим другом, — говорит он, и в его голосе звучит угроза. — И он кое-что искал. Очень важное.
Люк делает паузу, будто давая мне шанс признаться.
Я молчу. Что-то не хочется мне с ним трепаться. Да и от этого молчания зависит моя жизнь, судя по его взгляду. Вон как зенки вытаращил.