Доктор Проктор и его машина времени
Шрифт:
А про того странного француза-коротышку в ночной рубашке, который прилетел с небес и рассказывает, будто он Наполеон, мы скажем, что да, конечно, он и есть Наполеон! — Герцог громко расхохотался. — И потом сошлем его на какой-нибудь отдаленный остров, чтобы он не мог никому поведать правду и разоблачать нас, если вдруг разум к нему вернется! — Герцог заговорщицки наклонился к своим офицерам и прошептал: — И ни одна живая душа не должна говорить ни одной другой живой душе, что же на самом деле случилось здесь, под Ватерлоо. Уговор?
Все офицеры хором ответили:
— Уговор!
Булле
— Что мне делать? Я больше не могу. Знаешь, что мне хочется сделать? Вернуться назад в то время, когда мы только что переехали на Пушечную улицу, и пожелать, чтобы я никогда не встретился ни с Лисе, ни с доктором Проктором! Я мог бы найти себе друзей, с которыми не было бы столько неприятностей!
Булле задумался.
— Ну ладно, я не смог бы найти других друзей. Но лучше уж оставаться одному, чем быть… в таком одиночестве, как я сейчас. Мне очень жаль, Перри, но ты не лучшая компания.
Булле пнул ванну — она ответила глухим звуком, как будто была под водой.
Он спрыгнул со стула, вышел из ванной комнаты и забрался в постель.
Последнее, что пришло ему в голову, прежде чем он заснул, было то, что уж, во всяком случае, завтра он позавтракает как следует!
Булле как раз снились яичница размером с крышку канализационного люка и кусок ветчины такой свежий, что еще продолжал хрюкать, как вдруг он внезапно проснулся.
Он что-то услышал.
Какой-то звук из ванной.
Пузыри… похоже, кто-то поднимался из глубины… из толщи воды, из отдаленного места и времени… кто-то прибыл сюда в… ванне времени? Булле сел на кровати и с трепещущим сердцем уставился в темноте на дверь ванной, вслушиваясь. Но новых звуков не было.
Он осторожно выкрикнул:
— Лисе?
Его голос в темноте прозвучал сухо и как-то одиноко. В особенности потому, что никто не ответил.
— Доктор Проктор?
По-прежнему нет ответа.
— Жюльет?
Тоже ответа нет.
Булле съежился под одеялом. Выкрикивать четвертое имя никакого желания не было, даже думать о нем. Потому что, даже просто думая о нем, он начинал заикаться:
— Р-р-распа…
Так он пролежал несколько минут. Но ничего не происходило. А для парней вроде Булле лишь одно хуже самых жутких событий — отсутствие всяких событий. Поэтому он выпрыгнул из кровати, босиком добежал до стула, где висел его мундир, вытащил саблю, подбежал к двери ванной и распахнул ее с криком:
— Банзай! [18] Энглишер швайнхунд! [19]
18
Боевой
19
Английская свинья-собака (нем.).
Булле ввалился в ванную, размахивая саблей и разрубая темноту то ли на три, то ли на четыре, а может быть, даже на пять кусков. И, только уверившись, что темнота и все, что в ней есть, накрошено в капусту, он повернул выключатель. Из стакана для чистки зубов на полочке у зеркала на него испуганно смотрел Перри своими черными глазами, состоящими из множества граней. И больше в ванной ничего не было, во всяком случае ничего нового по сравнению с моментом, когда он ложился спать.
Хотя нет, он ошибся.
В неподвижной воде в ванне плавала пустая винная бутылка, заткнутая пробкой.
Булле посмотрел внимательно и обнаружил еще одну ошибку. Бутылка не была пустой.
Он выловил бутылку, зубами вытащил пробку, отчего раздался хлопок. Он повернул бутылку горлышком вниз, потряс ее, и на пол ванной упал листок бумаги.
Булле развернул листок и стал читать. Глаза его вспыхнули. Лицо расплылось в улыбке.
Записка была от Лисе.
— Вот так, старина Перри, — сказал он, сложил записку и проверил в зеркале, аккуратно ли зачесан вперед его чуб. — Нам предстоит работа. Хотелось бы и дальше составлять тебе компанию, но нет, зовут новые приключения. А скажи-ка мне, что ты знаешь о Французской революции и о гильотине?
Глава 14. Гюстав Эйфель
Мужчина с огромными усами, подкрученными кверху, с еще более огромным животом и изогнутой трубкой в зубах уставился на девочку. Девочка появилась в его кабинете без всякого предупреждения. И ванна тоже. Он крепко прижал к глазу монокль, издал звук «уфф» или что-то в этом роде и пустил облако табачного дыма гулять среди книжных полок.
Лисе осмотрелась. На стенах висели рисунки разных зданий, мостов, замков и других внушительных сооружений, для которых нет места в обычном багаже. На письменном столе у окна лежали еще рисунки, две пустые винные бутылки и табачный кисет. Окно выходило на большую, просторную и довольно пустую площадь. Почему-то очень пустую. Если не считать всех людей, многочисленных прохожих с зонтами и в цилиндрах. «Что-то странно знакомое есть в этой площади», — подумала Лисе.
— Кто ты? — спросил мужчина. — И откуда?
— Меня зовут Лисе, — сказала Лисе и отжала воду из рукава джемпера. — Я с Пушечной улицы в Норвегии. Живу в следующем тысячелетии. А вы — Гюстав Эйфель?
Мужчина кивнул и тут же закашлялся.
— Похоже, я напугала вас, господин Эйфель, — сказала Лисе и вышла из ванны.
Мужчина отрицательно замахал, закашлялся и придушенно проговорил:
— Нисколько.
Лицо его стало ярко-красным, он старался сделать вдох. Когда это ему удалось, в горле у него засвистело, в легких заскрипело. Он сунул в рот трубку, вдохнул дым и сказал с довольной улыбкой: