Доктор Проктор и его машина времени
Шрифт:
— Ничего опасного, всего лишь маленькая астма.
Лисе подумала, что господин Эйфель почему-то не так испугался, как можно ожидать от человека, к которому внезапно прибывает ванна с девочкой, утверждающей, будто она явилась из будущего. В следующую секунду она получила ответ.
— Профессор сказал, что вас должно быть двое, — сказал господин Эйфель. — Не хватает, получается, господина Булле.
— Вы говорили с доктором Проктором? — воскликнула Лисе. — Где он?
Господин Эйфель задумчиво просунул палец между двумя пуговицами на жилете и почесал живот.
— К сожалению, этого я не знаю, мон ами. [20]
— И вы ему поверили? — спросила Лисе. — Поверили, что он изобрел способ совершать путешествия во времени?
— Конечно. Мне было бы труднее поверить в обратное: что никто и никогда не сможет изобрести способ совершать путешествия во времени. Я — инженер, и я абсолютно верю в способность человека создавать новое. Все, что требуется для этого, — фантазия и немного логики. — Эйфель печально улыбнулся. — К сожалению, у меня есть только логика и никакой фантазии. Если есть что-то, чего у человека не может быть слишком много, так это фантазия.
20
Мой друг (фр.).
— О, я знаю одного мальчика, у которого с фантазией перебор, — сказала Лисе и отжала мокрые волосы над ванной.
— Вот как? Именно такого мне сейчас и не хватает.
— Почему?
Эйфель закашлялся и кивнул в сторону окна.
— В следующем году открывается всемирная выставка, и мэрия Парижа поручила мне создать башню на этой площади. Они выдвинули всего три требования. Башня должна быть красивой, гениальной и такой, чтобы при виде ее у всех захватывало дух. Хорошенькое дело…
Эйфель уронил монокль в ладонь, закрыл глаза и трубкой потер лоб.
— Беда в том, что у меня нет фантазии для придумывания чего-то красивого и гениального. А дух у меня захватывает только от табака, но этот, пожалуй, слишком мягкий. Строительство должно начаться уже через несколько месяцев, и все ждут не дождутся, когда я выдам им проект. Но я ничего не могу сделать. Меня вышибут, и мне придется до конца жизни проектировать стойки для велосипедов.
Он опять закашлялся, и краснота стала подниматься по его лицу, как ртуть в термометре.
— Глупости, — сказала Лисе. — Конечно, вы можете создать что-то красивое и гениальное.
— Мне очень жаль, — задыхаясь, сказал Эйфель. — Я могу проектировать только широкие, надежные и, видимо, очень некрасивые мосты, подобные тому, о котором меня выспрашивал профессор…
— Да?
— Проект моста в Провансе я полностью закончил и должен сдать на следующей неделе. Он просил меня поменять чертежи и сделать мост поуже, что-то там такое с Гиппопотамами и лимузинами…
— Да-да! — сказала Лисе. — Поуже для того, чтобы доктор Проктор и Жюльет смогли удрать от них и пожениться в Риме.
— Да, он так и сказал. Трогательная история,
— Ура! — закричала Лисе и запрыгала. — Отлично! Все будет хорошо! Большое спасибо, господин Эйфель! До свидания! — Она прыгнула в ванну.
— Подожди немного… — сказал Эйфель.
— Мне надо поскорее вернуться в наше время, пока мыло пенится. Меня там, конечно, уже ждут друзья.
— Твой профессор не вернулся назад. Он не захотел менять проект моста.
— Что? — Лисе уставилась на него. — Почему?
— Мы сидели и распивали вино, пока он мне рассказывал о событиях в будущем, и тут он вспомнил одну вещь, напрочь вылетевшую у него из головы. Ведь если мост сузить, то американские танки, которые должны освободить Францию от Гитлера во время Второй мировой войны, тоже не смогут там пройти. Эта катастрофа будет намного хуже, чем то, что он и Жюльет не смогут пожениться. Да, этот Гитлер скоро должен родиться, отвратительный тип, насколько я могу судить. Поэтому мы не хотим, чтобы в его руках осталась Франция.
— Ну, это понятно, — сказала Лисе. — Но… тогда все пропало. Это значит, что Клод Клише победит.
— Да-да, то же самое сказал доктор Проктор. — Эйфель покачал головой. — Поэтому мы открыли еще одну бутылку вина, еще выпили и немного поплакали.
— А потом? — спросила Лисе.
— Потом я сделал то единственное, на что я гожусь, — сказал Эйфель. — Я стал рассуждать логически.
— Как это?
— Твой профессор сказал, что когда прапрапрапрадед Жюльет граф Монте Криспо лишился головы во время Французской революции, то обезумевший игрок Бреле Маргарин унаследовал все состояние и тут же спустил его в восьмерку. Но если бы графа не казнили, у него наверняка родились бы дети. И в этом случае состояние унаследовали бы они, а вовсе не пьяница Бреле. И состояние было бы по-прежнему в руках рода Маргаринов. И тогда отцу Жюльет не пришлось бы соглашаться на предложение Клода Клише спасти его от разорения, отдав руку дочери. И тогда я спросил профессора, а почему бы ему просто-напросто не вернуться во времена революции и не спасти графа от гильотины. Довольно логично, правда?
— Довольно, да, — сказала Лисе. — Но что такое гиль… гильотина?
— Ах это? — увлеченно сказал Эйфель. — Очень интересное изобретение, которое революционеры использовали, чтобы отрубать головы графам и баронам. Впрочем, графиням и баронессам тоже, если уж на то пошло. Быстро и эффективно! Шлеп, шлеп!
У меня здесь где-то лежат чертежи… — Эйфель выдвинул ящик письменного стола.
— Что вы, не беспокойтесь, — поспешно остановила его Лисе. — Значит, доктор Проктор отправился прямо туда? Во времена Французской революции?
— Да, но как ему найти этого графа в хаосе, царившем в Париже в тысяча семьсот девяносто третьем году? Поэтому я, как уже говорил, точно не могу сказать, где он теперь. Или когда он там. Уф, так сложно все это, голова кругом идет, правда?
Эйфель снова закашлялся, и глаза у него выкатились, словно хотели выпрыгнуть.
Лисе посмотрела на мыльную пену, постепенно оседающую в ванне. Если она хочет убраться отсюда, надо торопиться.
— Значит, он не оставил никакого сообщения, где его можно найти? — спросила она.