Доктор Проктор и его машина времени
Шрифт:
Лисе вспомнила. Не поэтому ли им не удается помешать происходящему?
— А почему вы лучше доктора Проктора знаете, как надо менять историю? — спросила она, чтобы выиграть время, и сделала еще одну попытку освободить свою руку, в которой была зажата труба.
— Потому что никто не потратил больше меня времени на то, чтобы изучить время и узнать, что это такое, девочка моя. Это ведь я изобрела мыло времени.
— Мыло времени? — простонала Лисе.
Она вспомнила о множестве часов в магазине «Лангфракк» и поняла, что Распа говорит правду. И тут
— Но… но если история высечена в камне, то доктор Проктор не может сейчас умереть! Потому что в этом случае не будет, например, изобретен ветрогонный порошок. История будет изменена, а это, по вашим словам, невозможно!
— Ты не слушаешь, что я говорю, глупая девчонка, — сказала Распа, прикрыв черными веками свои огромные глаза, и понизила голос: — Смерть — вот единственное исключение. Только умерев, ты можешь изменить историю. Потому что тогда ты сама исчезнешь во времени и уже никогда не вернешься. Смотри, сейчас настал этот момент. Когда Виктор умрет и исчезнет навсегда, изменится история. — Глаза ее широко раскрылись, и она сказала с ледяным смешком: — Все будет мое, и только мое!
Лисе, уже наполовину освободившая руку, остановилась:
— Что значит «все будет мое»?
— Если Виктор Проктор умрет в тысяча семьсот девяносто третьем году, то кто, по-твоему, получит патент на ванну времени? Кого будут считать величайшим изобретателем всех времен и народов?
Кровавый Колодец на эшафоте перестал читать, посмотрел на листок в руке и крикнул, заглушая нарастающий свист:
— Ладно, мужики, тут еще много чего понаписано, но это все одно, что про того, что про этого.
Я предлагаю сразу приступить.
Восторженные крики.
Распа откинула голову назад и злорадно рассмеялась.
Лисе воспользовалась этим и сделала последний сильный рывок. Она высвободила одну руку из объятий Распы.
— Ах ты, несчастный сухопутный краб… — начала Распа.
Но этим все и ограничилось. Потому что труба обрушилась ей на голову, и дылда рухнула на землю как подкошенная.
Лисе побежала вперед, проскользнула под руками стражников, стоявших у лестницы, и поднялась по ступенькам. Там она прыгнула на шею Кровавого Колодца, который уже взял в руку веревку, удерживающую нож.
— Стой! — закричала она. — Доктор Проктор невиновен! Это ошибка!
Кровавый Колодец заерзал, как будто хотел сбросить севшую на спину муху.
— Стража! — закричал он.
— Чичас-чичас! — ответил один голос.
— Мы туточки, господин Кровавый Колодец! — ответил другой.
Сильные руки стянули Лисе со спины Кровавого Колодца. И она увидела три лица.
Одно красное, с усами, висящими вниз.
Другое тоже красное, с усами, торчащими вверх.
И еще одно, только не лицо, а черную маску с отверстиями для глаз.
— Ты пытаесся помешать отрубанию голов, —
Лисе вздрогнула.
— Я… и профессор… мы оба невиновны!
— А члены суда чё-нибудь хотят сказать?
— Я… Я… — сказал Усы-Вверх. — Ну, ведь она же девчонка.
— Девчонка, да, — сказал Усы-Вниз. — И я, понимашь, того-этого…
Кровавый Колодец уставился на них.
— Хочешь помешать отрубать головы? — угрожающе произнес он.
— Виновна! — крикнул Усы-Вверх.
— Виновна! — крикнул Усы-Вниз.
Кровавый Колодец подошел к гильотине и поднял перекладину над головой доктора Проктора.
— Тут есть еще местечко, ложись-ка сюда. Будем рубить две головы сразу.
Стражники надавили на голову Лисе, которая оказалась рядом с головой доктора Проктора. Перекладину опустили, головы оказались зажатыми.
— Привет, профессор, — сказала Лисе. — Рада вас видеть. — Она попробовала повернуть голову, но это было невозможно.
— Привет, Лисе, — сказал доктор Проктор. — Мне очень жаль, что из-за меня ты попала в такую историю. Искренне жаль.
— Да ладно, ерунда, — сказала Лисе и немного приподняла голову, чтобы посмотреть на небо.
Там, примерно в трех с половиной метрах над ними, солнце отразилось на блестящем и очень остром ноже.
— А теперь, мужики, скажем: «Руби!» — крикнул Кровавый Колодец и взялся за веревку. — Ну как?
— Да!!! — с грохотом раскатилось по площади Революции.
— Скажите «Р»! — проревел Кровавый Колодец.
— Рэ-э-э-э! — прокричала толпа.
— А теперь скажите «У»!
— У-у-у-у!
— Я должна передать вам кучу приветов, — сказала Лисе. — От Анны из Инавеля. От Гюстава Эйфеля. И уж конечно, от Жюльет.
— Жюльет, — прошептал, почти плача, Проктор и закрыл глаза. — Я подвел Жюльет…
У Лисе на глазах тоже появились слезы. И вероятно, поэтому она увидела кое-что, когда бросила взгляд на толпу и заметила лицо Распы во втором ряду. Неужели у Распы тоже выступили слезы на глазах?
— Скажите «Б»!
— Бэ-э-э-э!
Лисе вдруг услышала, как Кровавый Колодец у нее за спиной шепотом спрашивает у стражников:
— В слове «руби» одна буква «бэ» или две?
— Я сказал бы, что одна, — прошептал Усы-Вверх.
— Я точно знаю, что две, — сказал Усы-Вниз.
Лисе сморгнула слезу. Вот как, оказывается, закончится ее жизнь. Солнце сияет, жасмин цветет и благоухает, а еще пахнет свежевыпеченным хлебом, слышится пение птиц и хрюканье свиньи вдали. В глазах стало еще больше слез. Неужели же она никогда не увидит маму и папу и Булле? Она поморгала. Далеко вдали над головами толпы что-то замелькало — похоже, бабочка.