Долгая заря
Шрифт:
— Это хорошо… — выдохнул Татаревич, и умер.
Глава 8
Понедельник, 20 октября. День
Москва, улица Мосфильмовская
В павильоне скучились потёмки, изрезанные лучами на тени, недвижные и шатучие. Уютный, теплый полумрак наполнялся отголосками — лексемы, то высокие и звонкие, то глухие и низкие, но одинаково невнятные, сливались в живое шумство.
Павлов поманил меня за собой, и мы на цыпочках поднялись по гулкому трапу на узкий балкончик
А над площадкой, прямо напротив «нашего» с Павловым балкона, упруго покачивался мостик, изображавший верхнюю палубу — там топтались Саша Дьяченко, игравший Дива Симбела, инженера-пилота, и Фриске в роли Менты Кор, второго астронавигатора. Ослепительно улыбнувшись, Жанна помахала мне рукой и даже подпрыгнула, отчего мостик угрожающе заколыхался.
Я отзеркалил ее улыбку. Мы с Леей на днях пользовали «темненькую из 'Блестящих». В четыре руки «сварили» рак мозга, а после я лечил Жанну от бесплодия…
Гладить стройные бедра красотки занятие приятное, но не самое легкое — ладони Фриске лежали у меня на плечах, и я чувствовал, как вздрагивают тонкие пальцы. Всё ближе, ближе к моей шее…
Спасибо Лее — она заняла оборонительную позицию у меня за спиной, «чтоб эта не полезла с обнимашками!» Так, вот, и выстоял…
— Приготовились! — гулко разнесся голос режиссера, усиленный мегафоном. — Мото-ор!
— Есть мотор…
— Сцена три — «Перед стартом». Кадр два, дубль один!
— Камера!
— Есть!
— Начали!
…Рита стояла в спокойной подтянутой позе, с бумажной книгой в руках. Суровая смелость выражалась во всей ее гибкой фигуре, одетой в свободные брюки и обтягивающую блузку с засученными рукавами. Только толстый сигнальный браслет выше локтя левой руки выдавал в ней звездолётчицу.
Она смотрела поверх книги, крупные пряди густых волос спадали на нахмуренный в усилии мысли лоб. Та же напряженная дума отражалась в скорбном изгибе полных губ и черточках вокруг глаз.
Коротко вздохнув, Рита отложила книгу на чехол машины для чтения, и огляделась. В круглом зале, тоже по центральной оси корабля, прямо под пилотским сфероидом, уже собирался экипаж. Ожили циферблаты дублерных приборов, и в тот же миг из люка в потолке скользнул диск, спустивший Менту Кор и Дива Симбела.
Тихо запела настроенная на си бемоль струна ОЭС, озвучивая, что охранители электронных связей работают в штатном режиме. Звездолет более не требовал внимания и шел по заданному курсу в направлении галактического полюса.
— Красное солнце Торманса находится в созвездии Рыси — темной, бедной звездами области… — нарушила Фай выжидательную тишину, оборачиваясь к огромному экрану. На его вогнутой черноте круглился Торманс — шар густо-синего цвета, местами — фиолетового. Под ним, едва заметный, плыл пепельный диск спутника. — Такой запечатлела планету чужая экспедиция с планеты в созвездии Цефея. Видите? Под алым солнцем нет зелени, вся растительность — коричневого цвета…
В разрывах облаков рябили свинцовые моря, желтели хребты, стелились шоколадные равнины с пыльными пустошами и черными зигзагами рек.
— Здесь должны отсутствовать резкие перемены климата, землетрясения
— По-видимому, вы правы, — согласился Гриф Рифт, командир звездолета. Его мужественное, словно рубленое лицо затвердело в выражении хмурой заботы. — Но зачем же тогда Торманс? Может быть, состояние планеты не так уж плохо и учитель Фай Родис только воскресил миф прошлого? Говорили, что он чересчур смело наименовал планету, основываясь лишь на предварительных данных. Орбитальные демографические профили экспедиции цефеян показали численность населения порядка пятнадцати миллиардов человек. Оборот водной массы и характер рельефа свидетельствуют о невозможности процветания столь большого числа людей. Избежать голода можно, если на планете открыт или принят по Кольцу аутотрофный синтез пищи, минующий посредство организмов высшего порядка. С Великим Кольцом они не сообщаются, а отказ в приеме чужого звездолета целой планетой говорит о существовании замкнутой централизованной власти, для которой невыгодно появление гостей из космоса. Следовательно, эта власть опасается высоких познаний пришельцев, что показывает низкий ее уровень, не обеспечивающий должной социально-научной организации общества. Никто другой не ответил на зов звездолета цефеян. Это значит, что олигархический строй не позволяет пользоваться мощными передатчиками никому, даже в чрезвычайных случаях.
Грифа Рифта играл Александр Бухаров — в гриме, в полном костюме астронавта, то есть легкой куртке со стоячим воротником и свободных брюках, он выглядел достаточно брутально — «капитан, обветренный как скалы».
— В таком случае, на планете имеет место подавление индивидуальных интересов, ведь звездолет — такое событие, на которое должны были откликнуться миллионы людей. — Вертикальная морщина легла между бровей Фай Родис. — А из истории планет известно, что такая система всегда совпадает с научной отсталостью и техническим регрессом…
Инна, вошедшая в образ Чеди Даан, социолога-лингвиста, живо воскликнула, еле сдерживая молодое нетерпение:
— Кин Рух прав! Огромное население без ускоренного прогресса быстро истощит ресурсы планеты, ухудшит условия жизни, еще ослабит прогресс — словом, кольцо замкнулось!
— Подобными словами мой учитель обосновывал свое наименование планеты, — согласно наклонила голову Фай, послав Чеди легкую улыбку, — ибо мучение людей по формуле инфернальности в таких условиях неизбежно.
— Вы подразумеваете старую формулу или ее новую разработку, данную Кин Рухом? — деловито осведомилась Чеди.
— И то, и другое, — дрогнули губы Фай. — Теория выдвинута и названа одним философом и ученым ЭРМ.
— Я знаю, — быстро ответила Чеди Даан, — это был Ефремов, живший в пятом периоде!
— По-моему, — шепнул я Павлову, — в романе был указан Эрф Ром.
— А, по-моему, — ухмыльнулся автор сценария, — я перевел правильно! Тс-с!
— … Обсудим теорию позднее, — мягко сказала Фай. — Став спутником Торманса, мы сможем наблюдать его жизнь. А сейчас разделимся на две группы. Каждый будет готовиться к многогранной просветительской деятельности, которая ждет как остающихся охранять «Темное Пламя», так и тех, кто ступит на запретную почву планеты.