Долгая заря
Шрифт:
— Догадываюсь! — рассмеялся контр-адмирал.
Пронзительно закричали драчливые чайки, свиваясь рассыпчатым облачком, а из Севастопольской бухты, словно видение из детства, выплывал белоснежный барк «Товарищ». Море улыбалось…
Тот же день, позже
Севастополь, проспект Гагарина
Когда Гирины выбирали квартиру, им предлагали любой район Севастополя — хошь в Ленинском или в Гагаринском, хошь — в тихом Балаклавском или в старом Нахимовском.
Настя
Закруглившись в штабе ЧФ, Иван доехал до дому часам к пяти. Ему, как командующему 5-й ОпЭск, полагалась «персоналка», но контр-адмирал любил сам вертеть баранку.
Мягко урча, «Волга» скатилась в подземный паркинг, и свернула на свое законное место. Гирин улыбнулся: Настина «Шкода» блестит, заботливо «умытая» и протертая. Стало быть, и сама хозяюшка дома.
Лифт вынес его на светлую лестничную площадку, совмещенную с просторной террасой — шезлонги пустовали, ветрено сегодня. Полупрозрачный навес вздувался и опадал, беспокойно заполаскивая, словно недобранный парус.
Зато квартира встретила моряка тишиной и покоем. К стыду своему, не таким уж сдержанным и суровым он оказался…
Нет, в самом начале, когда Макс заявил, что поступает в училище, Гирин даже порадовался, но стоило «Иванычу» сообщить, в какое именно…
«Да зачем тебе в Ленинград тащиться, сына? — заюлил тогда еще капраз. — У нас же, под боком, Нахимовское!»
Но Максим Иванович был непреклонен.
«Весь в папу!» — грустно вздыхала Настя…
— Вань, ты? — донесся нежный голос с кухни.
— Я! — с готовностью отозвался контр-адмирал, быстро переодеваясь в домашнее, и как будто становясь другим — мягким, послушным женской воле.
Настёна, напевая, перемывала брякающие тарелки.
— Ух, ты… — растерялся Иван.
Жену роднил с кухней лишь маленький кокетливый передник, повязанный на длинное платье, красиво облегавшее фигуру.
— У нас праздник? — поинтересовался Гирин, живо перебирая в уме даты.
— Праздничек! — рассмеялась Настя. Закинув руки за спину, чтобы развязать передничек, она добилась того, что ткань приятно обтянула груди. — Миша звонил! Сказал, что пробил-таки финансирование!
Контр-адмирал завис.
— Ну, помнишь свою идею — снять «Час Быка»?
— А-а… — стало доходить до Ивана.
— Бэ-э! — хихикнула Настя. — Сценарий напишет Сергей Павлов — он, вроде как, ученик Ефремова, а снимать будет Викторов…
— Пэр?
— Сын! Николай Ричардович. Главное, всё, как ты хотел! Рита — воплощение Фай Родис, Инка — Чеди Даан… О-о! Мишеньке удалось даже Наташку уговорить! Да-а! Он ей: «Воплотишь образ Эвизы Танет!», а она: «Не хочу! Не буду! Не умею… Боюсь…» Уболтал, я свидетель. Мы с Маруатой как раз в Малаховке гостили, когда режиссер приезжал. Увидал нашу Вайткене — мигом нашел для нее эпизодическую роль Сю-Ан-Те… — Повесив передник на крючок, Настя мечтательно договорила: — А Оллу Дез буду играть я!
Воскресенье, 20 июля. Ближе к вечеру
Ново-Щелково, улица
Коттедж директора ОНЦ отстроили на старом фундаменте. Только сосны высадили новые — невысокие, под три метра, но густые и пушистые.
Дом даже выше стал — два полноценных этажа плюс обширная мансарда. До потолков и в прыжке не дотянешься — масса воздуха гуляет по комнатам. Хорошо!
Старую мебель расставили на прежние позиции, насколько позволяла иная планировка, а знаменитый диван занял почетное место в холле перед камином…
Наташа вздохнула, глядя из окна кухни на Лею. Девочка неприкаянно бродила по двору, словно ища приметы былого, но не находя.
«Да не такая уже и девочка!» — улыбнулась Талия. Приятные округлости натягивали платье на груди дочери, а второй размер они переросли еще весной…
Лея скучала по Коше. Старый котяра тихо помер на даче в Малаховке. Девочка, всхлипывая, гладила его тусклую шерстку, Коша жмурился и мурлыкал. А потом затих. И Лея разревелась…
Решительно отложив посуду, Ивернева спустилась во двор. Вблизи дочь не казалась печальной или подавленной — она покачивалась на скамье-качелях, лениво отталкиваясь ногой. Наташа присела рядом, и Лея молча уложила ей голову на колени. Закрыла глаза и слабо улыбалась, чувствуя материнскую руку, что гладила ее густые волосы. Талия пощекотала дочь за ухом, и та смешливо фыркнула.
— Ты меня, как киску!
— Папа же зовет тебя «киской».
— Нет, он говорит: «Моя маленькая киска!»
— Моя маленькая киска… — проворковала Наташа.
— Мур-мур-мур… Хи-хи! Мам, я тебе не рассказывала… В общем, я досаждала кискам своими психологическими экспериментами еще в детском саду! Да-а! Например, я выяснила совершенно точно, что кошки позволяют нам чесать себя за ушами и гладить животик не потому, что это им нравится, а для того, чтобы доставить удовольствие людям! Правда-правда! И вообще, кошки очень эмпатичны, они великолепно ощущают наши эмоции, и даже на расстоянии чувствуют то, что вы с папой зовете психодинамическим полем… — Помолчав, она добавила: — А Кошу я убедила, будто я — его мама-кошка. И он постоянно бегал за мной, как цыпленок за курицей, и слушался беспрекословно, как Наталишка — моего папу… — заерзав, Лея слегка напряглась. — Мам… А можно пересадить одному человеку сознание и память другого?
Талия испытала мгновенный шок — ведь данная тема в Институте мозга идет, как совершенно секретная! Малость справившись с собой, она задала встречный вопрос:
— Хм… А с чего тебе вдруг такое в голову пришло?
— Почему — вдруг? — Вскинулись девичьи бровки. — Не вдруг… Давно об этом думаю… Понимаешь, у папы как бы мысли и память одной личности, а желания и чувства — хоть и похожей, но другой. Он думает и рассуждает, как дед Филя, а эмоции и чувства у него, как у Антона! Я читала в Интерсети про психическое расстройство шизофрению, то есть про расщепление сознания, но это совсем не то. При шизофрении раздваивается именно сознание, а подсознание остается нетронутым. А тут… — Она затруднилась. — Раздвоение происходит не по горизонтали, а как бы по вертикали, и это состояние даже расстройством назвать нельзя — оно просто очень необычно. И… — Лея перешла на шепот: — Я думаю, что Наталишка это тоже чувствует!