Долго, счастливо
Шрифт:
– Поттер?..
– Ну что? Мне надо успокоиться. В отличие от тебя, я впервые выхожу на сцену в этом качестве.
– Будь добр, держи себя в руках.
– Хорошо, - нехотя киваю я и отлипаю от твоей мантии, глядя с некоторым озорством на обескураженных техников. Да, мало кто знает, что мы с тобой вместе - и мне это даже нравится.
Я несколько секунд смотрю на тебя, после чего киваю техникам и занавес поднимается.
Я волнительно прохожу на свое место, которое ты определил мне рядом со столом. Да, мы проходили это зелье с тобой тысячу раз, обговаривали места, где
Мамочки, во что я ввязался...
Я провожаю тебя взглядом и встаю за кафедру, начиная мастер-класс.
– Это было ужасно...
– расстроенно говорю я тебе, спускаясь с лестницы.
– И чем?
– я с усмешкой смотрю на тебя, ставя рядом чай.
– Я чуть не разбил колбу с конденсатом.
– Но не разбил.
– Но все равно, это было стыдно.
Я сажусь напротив и отпиваю глоток:
– Все прошло очень хорошо.
– Ты ведь не серьезно, - смотрю я на тебя удивленно. С твоей любовью к порядку и идеальной дисциплине ожидать какой-либо оценки, нежели «неплохо» - это... я не знаю, это вообще невозможно. А тут... «Очень хорошо»?
– Я абсолютно серьезно. Для первого раза - очень хорошо.
– Северус, у тебя температуры нет?
– я тянусь через стол, чтобы потрогать твой лоб.
– От тебя же таких слов...
– Не дождешься?
– я усмехаюсь.
– Нет, все так. Ты хорошо держался для первого раза.
Я обнаруживаю, что щеки заливает румянец. Ты меня похвалил за что-то, что не относится к ведению хозяйства или... да что уж там, к сексуальной составляющей нашего партнерства. Это дико приятно, и я тщетно борюсь с желанием обнять тебя и начать целовать.
– На следующую конференцию поедешь со мной?
– Да...
Киваю и хмыкаю:
– Ты можешь сесть ближе, если уж так хочешь.
Я с восторгом поднимаюсь со своего места и опускаюсь к тебе на колени, обнимая за шею и обезоруживающе целуя в губы, чтобы ты не начал возражать или говорить, что «не настолько близко»...
Недовольно поморщившись, я все же обнимаю тебя за пояс. Я тоже рад, что у тебя все получилось. Твое волнение было заметно, но никто не стал придавать этому значения.
– Прости, что я такой ребенок. Я тебя люблю, - я целую тебя в колючую щеку и радостно смеюсь, поглаживая такие любимые плечи.
– Для тебя это нормально.
– Я знаю. Поэтому и не извиняюсь слишком старательно.
– Ребенок... Ладно, допивай чай и идем в лабораторию. Тебе надо довести до конца последний эксперимент, а мне надо заняться новыми исследованиями.
– Хорошо, - я улыбаюсь и киваю. Может, после первого симпозиума у меня все-таки получится упросить тебя заняться со мной сексом в лаборатории?
Глава 20.
Список сбыточно-несбыточно-желанного.
Я избегаю тебя целый день, отсев подальше за
Да, да, очень глупо. Мне уже двадцать три года, а я все еще могу простудиться от какой-то глупой прогулки под дождем. Конечно, рядом с тобой я еще не болел, но за свою жизнь успел поваляться в кровати и на кушетке порядочно, хоть даже в Хогвартсе. И я знаю, что становлюсь капризным, сопливым и ужасно горячим существом, потому что температура у меня поднимается неизменно высокая, и иногда я даже брежу. Дадлик любил, помню, над этим издеваться и повторять за мной писклявым дурным голосом «Мама, мамочка».
Да, вечером от тебя спрятаться никуда не получится, а это значит, что... я опять боюсь. Я боюсь, что ты не захочешь со мной возиться, что ты сунешь мне зелье, от которого станет сразу лучше, потому что ты лучший Зельевар... и не обратишь на мою болезнь никакого внимания. Или скажешь мне сварить зелье самому. Или... или вообще промолчишь. Это - страшнее всего.
Поэтому я прихожу вечером и усиленно стараюсь не шмыгать носом, чтобы продлить себе неведение относительно твоей реакции.
– Ты поздно, - я не поднимаю глаза от книги, желая дочитать главу до конца, Последняя страница переворачивается, и я смотрю на тебя, с нездоровым румянцем на щеках отводящего глаза.
– Подойди, - едва сдерживаю вздох, но хмурюсь.
Я послушно бреду к тебе. Бреду, потому что силы на исходе от долгого хождения по промозглому Лондону, а еще потому, что страх слегка сковывает. Подхожу и валюсь на подлокотник, не задевая тебя, но разваливаясь на нем довольно вольготно.
Протягивая руку, я убеждаюсь в своей догадке - ты болен.
– И как давно ты в таком состоянии?
– С утра, - насупленно бормочу и пытаюсь угадать, что ты сделаешь. Вообще я бы не отказался от твоего серого колючего пледа, чашки супа и твоих объятий, ласковых и заботливых. Так ко мне относишься только ты, и... в общем, уже началось. Я становлюсь очень капризным, сопливым и еще слезливым. Напомни мне сейчас кто-нибудь о нашем первом поцелуе - и у меня уже будут глаза на мокром месте... да, вот такой я сейчас сентиментальный.
Со вздохом поднимаюсь:
– В постель. Быстро, - я иду в лабораторию, чтобы сделать зелье от простуды. Когда возвращаюсь, ты уже лежишь под одеялом и жалобно смотришь, боясь моего гнева.
– Выпей, - протягиваю тебе кубок и присаживаюсь на край кровати.
Значит, зелье... я не знаю, почему я жалею, что не будет пледа и супа. У меня никогда их и не было, чтобы знать, каково это...
Я послушно пью зелье - кстати, в этот раз терпимое, с привкусом эвкалипта, - и отдаю тебе кубок, сопровождая его немного тоскливым взглядом. На самом деле я бы отдал сейчас все на свете, чтобы только ты лег рядом со мной, обнял меня и сказал что-нибудь успокаивающее и такое ласковое, чтобы у меня обязательно навернулись слезы на глаза от твоей заботливости, и чтобы у меня был еще один повод сказать тебе, что я люблю. Люблю тебя очень сильно.