Долгожданная кража
Шрифт:
Михайлов закатил глаза, изображая активную мозговую деятельность.
— Я, гражданин начальник, в городе человек новый. Порядков ваших не знаю. Не опаснулся, когда надо было, вот и получил ни за что, ни про что. Вот видите…
Михайлов ощерился, демонстрируя прореху в жёлтых от никотина зубах.
— И ещё вот тут.
Он наклонил голову.
— Вот, пощупайте. Два шва накладывали. Пощупайте, пощупайте. До сих пор шишка осталась.
Ничего я щупать не стал, удовольствовавшись беглым взглядом на лысеющую макушку рассказчика. Там и действительно просматривался небольшой бледно-розовый
— Часы, между прочим, отобрали. «Победа», от отца — фронтовика остались. Нашёл бы гадов, я бы их собственными руками…
Михайлов затуманился взором и чуть не пустил слезу. Вот это артист, восхитился я.
— Ты, Михал Михалыч, часом книжки не пишешь? Сказки, например?
Не случившиеся слёзы у рассказчика мигом высохли.
— А что не так? — осторожно поинтересовался он.
— А вот что. Давай изложим твою трагическую историю так. Тогда-то и там-то во время распития спиртного я неосторожно обозвал одного товарища «петухом», за что и был побит…
— Донесли уже? — живо и без тени смущения удивился Михайлов. — Тогда признаю, было дело, чего уж там. Ведь посудите сами, гражданин начальник, не мог я вам такую историю рассказать. Меня бы мои товарищи не поняли, не принято у нас так-то. Ну чё там, ну выпили, ну повздороли. Мало ли что между своими бывает. Сегодня мне досталось, завтра кому-то от меня перепадёт. Жизнь такая, понимаете ли, штука, что без этого никак нельзя. И что, сразу жалиться бегать, как детям несмышлёным?
А что? Правильно мужик рассуждает. И нам работы меньше. Только чтобы до увечий не доходило. А по мелочи Светлана Николаевна и сама разберётся, работа у неё такая.
— Ну вот и замечательно! — одобрил я жизненную позицию Михайлова. — Теперь садись вот сюда и пиши, как дело было по правде.
— А пацанам что за это будет? — насторожился он.
— А ты напиши так, что называть их не желаешь и претензий к ним не имеешь.
— Ага! — Михайлов расслабился и повеселел.
Минут через пять он протянул мне листок бумаги с кривыми каракулями. Я прочитал и восхитился. Из написанного получалось, что травму несчастный получил в общежитии во время диспута за круглым столом из-за расхождения во взглядах с коллегами, и что это дело житейское, не требующее вмешательства милиции. Закончил он фразой, которую я ему и подсказал чуть раньше.
— Точно, тебе бы сказки писать! — похвалил я Михайлова, не став придираться к определению понятий. Кому пьянка, а кому и творческий диспут. — Вот укажи ещё, сколько вы там бормотухи во время своего диспута «уговорили», и будет всё тип-топ и абгемахт.
— Так ящик, наверное.
— Ну вот и записывай.
Когда Михайлов закончил свой опус, я положил перед ним прокурорскую повестку. Мужичок прочитал написанное на ней и вопрошающе посмотрел на меня. Я прокомментировал:
— Тебя вызывают в прокуратуру по факту твоей травмы, повлекшей обращение за медицинской помощью. Твоя задача — рассказать всё, как есть, безо всяких сказок. То есть…
Я не закончил фразу и посмотрел на Михайлова.
— Гражданин начальник, мы хоть и пыль на ветру, но люди с понятием. — заверил он меня. — Всё будет тип — топ и… забыл, какое ещё слово вы там говорили. Только можно я в прокуратуре про «петуха» рассказывать не
— А это уж как пойдёт. — не стал я его жалеть. — И вот ещё что. Дописывай в бумаге: я, ФИО, предупреждён об уголовной ответственности за дачу ложных показаний. И подпишись.
Когда Михайлов написал, что требовалось, я забрал бумагу и металлическим голосом сообщил ему:
— Теперь слушай сюда. Эта бумага будет у меня, и если ты наплетёшь в прокуратуре сказок про незнакомых людей и папины часы, ей будет дан ход, и у тебя появится реальная возможность познать то, от чего ты так философски не зарекался десятью минутами раньше. Всё понятно?
Михайлов побожился мне, как умел, и был отпущен восвояси. Можно было поставить себе маленький плюсик. Из этой травмы прокуратуре глухаря уже будет не сделать, и то хорошо. А мог бы прилететь и грабёж. Я ни минуты не сомневался, что без сегодняшнего инструктажа гражданин Михайлов рассказал бы заместителю прокурора сказочку про папины часы и жестокости неизвестных ему череповецких супостатов. А прокуроры не имеют привычки проверять показания так называемых потерпевших, прежде чем возбудить уголовное дело.
Про уголовную ответственность для Михайлова за ложные показания я, конечно, маленько перегнул. Ничего ему не будет, не тот случай. Да и вообще эта статья у нас практически не работает, особенно самостоятельно. Это если ещё «прицепом» где-нибудь может получиться. Но бумагу-то он подписал, и эта бумага у меня. Вот и пусть помнит об этом во время своего похода в прокуратуру.
Я глянул на часы и обомлел — без десяти четыре. В четыре должна прийти моя Нина. За десять минут до конторы мне не добежать. Воображение тут же нарисовало картинку: Нина сидит на стульчике в коридоре в ожидании меня, а мимо проходит следователь Утягин… Дальше я фантазировать не решился, быстро попрощался со Светланой Николаевной, поблагодарил её за помощь и вылетел на улицу. Машину бы тормознуть, но я в гражданке. Кто тебе такому остановится?
Но, видимо, лимит на удачу в этот день оказался ещё не исчерпан. На выходе из общаги я нос к носу столкнулся с милиционером. С незнакомым. Зачем он сюда шёл? Может по каким-то своим делам, может просто живёт тут. Не дав ему опомниться, я потащил его на улицу.
— Братан, тут такое дело…
«Братан» ошалел от такого натиска и начал упрямиться. Ах, да, я же не представился.
— Сержант, я из уголовки, Воронцов. Вот ксива. Срочно останови мне какую-нибудь попутку. В контору надо сей же момент.
Я не особо следил за гладкостью выражений, но сержант меня понял и проникся. Только вот опыта в остановке машин у него, похоже, не было никакого. Две легковушки мы прозевали. Водители просто предпочли «не заметить» вялого махания сержантской руки. Пропустили бы и третью, но красненький ушастый «Запорожец» остановился сам.
— Что, сынки, торопитесь куда-то, вижу?
За рулём сидел… Прежний Воронцов, образец номер один, так сказать, смело мог бы назвать водителя дедом. Тому было лет шестьдесят. Густая «карламарксовская» грива седых волос, седые брови толщиной в палец, мощная чёрная оправа очков. Но Воронцов номер два, Воронцов поживший и побывавший в возрасте, пожалуй, побольше этого, так делать не стал.