Долгожданная кража
Шрифт:
Зинаида, под мою диктовку написала «Явку с повинной». Пока она писала, я смотрел на её красные натруженные руки, не знакомые с маникюром. Рука с авторучкой слегка подрагивала, но написано всё оказалось без помарок и ошибок. Вот, молодец какая! Или какой, всё-таки? А то иной раз бывает, что напишет подозреваемый: «яфка» или вообще «яффка з павиной». Мы, правда, к этому не придираемся. Как известно, важна не форма, а задержание (ой, ошибся — содержание!).
Всё! Теперь цепочку действий прерывать нельзя. Теперь надо идти в дворницкую, забирать пальто. Стоп. А на кого я свой пост оставлю?
Пока Зинаида писала, к дежурке
— Товарищ Воронцов, — казенным голосом поинтересовался Старожилов. — Объясните, что делает здесь посторонняя гражданка?
Эх, старший лейтенант! Чисто по инструкции — ты абсолютно прав. Посторонних тут быть не должно. Но ты мне не начальник, чтобы я тебе что-то объяснял. И не знаешь ты простейших правил, которые следует исполнять. Если ты видишь, что твой коллега занят — беседует с кем-то, кого-то допрашивает — не подходи и не мешай. И уж тем более, не начинай разборок. Все, что нужно и должно — все потом, когда гражданских лиц нет. А вообще, ты очень кстати пришел.
Оставив слегка удивленную гражданку сидеть, быстро поднялся, (бумажки ухватил, как же без них?), бросив Окуневой — минутку, я сейчас, подхватил под локоток старшего лейтенанта и повел его в сторону кабинета начальника.
— Товарищ Старожилов, — сказал я, вежливо, но твердо показав ему направление, — будьте так добры — зайдите к Петру Петровичу и попросите у него разрешения подменить дежурного по спецкомендатуре… Скажем, на часок, а еще лучше — на два.
— Да с какой стати! — вырвал свою руку Старожилов. — Сидеть на месте дежурного не входит в мои функциональные обязанности.
— Ага, — кивнул я. — Тогда я сам начальника попрошу.
Поначалу, услышав от меня, что я занимаюсь раскрытием преступления, Пётр Петрович насторожился. Первым его вопросом было: наш или нет? Я понимал начальника: если преступление совершил свой условник, то ему, Петру Петровичу не поздоровится — нагоняй за плохую воспитательную работу обеспечен. Мой ответ несколько его успокоил, но потом он снова разволновался — как это я во время дежурства отвлекаюсь на постороннюю работу? Пришлось ответить ему несимметрично, как полюбят говорить в более поздние времена.
— Пётр Петрович, так нам раскрытия нужны или нет? Делов-то осталось — похищенное изъять. И нужно мне на это полтора часа. А за дверью стоит Старожилов и подменить меня на дежурстве категорически не желает.
Начальник слегка задумался.
— А что, и глухарь такой есть? — решил он уточнить.
— Самый настоящий. Ещё сентябрьский. Так что будет вам раскрытие преступлений прошлых месяцев. Я по возвращении напишу подробный рапорт…
Эти мои слова окончательно перевесили все сомнения товарища майора, и он резво выскочил из кабинета, не стал слушать готового ябедать о непорядках Старожилова, а приказал ему сесть на мое место и не вякать! Дескать — один хрен ничего не делает, а так хоть польза будет.
— Тока, Воронцов, смотри у меня! — пригрозил
— Так, товарищ майор, вещдок и явку с повинной отдам в следствие, а рапорт вам, — быстренько пообещал я.
— Дуй, — махнул рукой начальник. — Но, чтобы рапорт у меня на столе был до семнадцати часов.
Я глянул на часы — а времени-то уже одиннадцать. Не уверен, но постараюсь успеть.
Глава 17
Цугцванг?
Тетка как сидела, так и сидит, грустит. Может ждет, что ее сейчас возьмут, да и запрут в казематы.
Ухватил шинель и фуражку, сделал ручкой мрачному Старожилову, усевшемуся на мое место — сиди, тут не вытрезвитель, работы немного, кивнул Зинаиде на выход — пошли, мол.
Идти нам минут десять, но за это время тётка много порассказала. И про судьбу свою несчастную — учиться было не на что, рано пошла работать, познакомилась с парнем, «залетела», а он, как часто бывает, жениться не захотел. Мол — дурак я, что ли, ребенка признавать? Может, он и не мой? А как же не его, если она девушкой была? А он — а ты поди, докажи. И что делать? В суд подавать? Не докажешь ведь. Жила с матерью, да двумя братьями и сестрой в «деревяшке». Дом предназначался под снос, квартиру обещали, но не сносили его лет десять. И по сейчашный день стоит. Ребенка решила оставить, но, когда родилась дочь, стало уж совсем тесно. Родственники из дома не гнали, помогали, как могли, но у них своя жизнь. Единственная возможность, чтобы отселиться — найти работу со служебным жильём. А это прямой путь в дворники. Туда и пошла. Постепенно приноровилась к жизни. Главное, что домой в любой момент можно домой заскочить, всё рядом. И доченька славная растет. Такая умница. Ей-то хочется, чтобы девчонка десять классов закончила, студенткой стала, как девушки, что живут в общежитии. Вон — какие они нарядные и важные. Любоньке-то и казенное жилье не нужно — свое есть! А потом бы учителкой сделалась. Ох, как бы она доченькой гордилась. Пусть и без мужа, все сама, своим хребтом, да воспитала, выучила. Но дочка уже решила — мол, заканчивает в этом году восемь классов, пойдет в училище на маляра-штукатура, чтобы у мамы на шее не сидеть.
Зинаиде явно хотелось выговориться. Видно, совсем дело плохо, коли некому душу открыть, кроме милиционера.
— Захочет девочка, сможет потом в институт поступить, на заочное, — попытался я утешить Зинаиду, но та только поморщилась:
— Выучится, работать пойдет, какая уж там учеба? А потом парни начнутся, она у меня девушка справная, красивая. Не в меня. Ладно, если замуж возьмут, а не то как я — принесет в подоле. Но аборт я девке делать не дам. Уж лучше пусть с ребятёнком сидит, чем убийцей стать.
Интересно, а Зинаида в церковь не ходит? Вроде, возраст еще не тот, рановато, но кто знает? Очень уж у нее рассуждения этакие, христианские и всепрощающие. А то, что сама согрешила, ну так что ж, и такое бывает. Кто в этой жизни без греха?
— Если принесет — все равно внук, — хмыкнул я.
— Так кто спорит-то? Принесет — вырастим, не обратно ж пихать? Но лучше, чтобы у доченьки другая судьба была.
Я тоже с этим не спорю. По себе знаю, что детям желаешь лучшей доли, нежели у тебя. Но не стану бога гневить, на свою долю никогда не жаловался. Все, что со мной произошло — все мое!