Долина скорби

Алан Банкер

– Пора в дорогу.

Выйдя из-за стола, Килиан направился к выходу, попутно прихватив сумку и две секиры, прислоненные к стене. Открыв дверь, он не успел сделать и шагу, как ощутил на плече материнскую руку.

– Ничего не забыл?

– Два года, матушка, всего два года.

Обняв мать, Килиан отстранился, посмотрел в ее влажные глаза и, не говоря более ни слова, покинул отчий дом. Ребятня, толпившаяся у крыльца, разразилась приветствиями. Кумир молодежи, Килиан был примером мужества, ибо не всякий житель Валлея 31 отваживался уходить далеко от селения, охотясь на дичь. По возвращении с охоты, нагруженный дичью,

веселый и счастливый, он вызывал восторг у всякого, кто помнил его отца. Старожилы по этому случаю любили поговаривать: «Из мальчишки выйдет толк, если раньше времени не сгинет в чащобе». Были и такие, что ругали Килиана, на чем свет стоял, мол, «уходя далеко от селения, он подает для молодняка дурной пример». Но, все без исключения, считали его достойным сыном своего отца. Торгуя молоком на местном рынке, Лавиния не могла нарадоваться на сына, никогда не возвращавшегося с охоты с пустыми руками. Впрочем, эта радость временами омрачалась томительным ожиданием, когда Килиан пропадал неделями, а то и месяцами, уходя далеко на запад, откуда брал свои воды Снакривер.

31

Валлей – долина; община солнцепоклонников в юго-западной части Нортланда.

Улыбнувшись, он взял курс на восток, сопровождаемый шумной ребятней. Возведенное его предком, Хагальдом Бронхорстом, Валлей занимал одну из долин Снакривера, пересекающего селение с запада на восток. Окруженное лесами Грин Каунтри, селение находилось в юго-западной части Нортланда, читай, на самой окраине наместничества, ибо к югу и западу от него не было ни селений, ни городов. Те, что находились на бескрайних просторах Великой равнины, были на удалении сотни с лишним миль, а до ближайшего селения Риверлок, находящегося на востоке, было восемьдесят три мили пути. Добравшись до конца селения, Килиан свернул направо, к песчаному берегу, туда, где лежал Вороний камень. Пройдя три десятка шагов, он замедлил шаг, ибо влажный песок налипал на ноги, а дойдя до камня, взобрался на него и соскочил на каменистый берег, взяв курс на Черную скалу. Не пройдя и пары сотен шагов, Килиан оказался на возвышенности, ограниченной с севера Черной скалой, а с юга – водами Снакривера. Взвившись в небо на пару сотен футов, Черная скала возвышалась над селением и окрестными лесами, будто пребывала на страже покоя жителей Валлея. Тут же находились три сотни людей, толпившихся у валуна с человеческий рост.

– Отец Небесный, приветствуем тебя! – раздался громогласный

голос, побежавший эхом по долине.

Длиннобородый старец, закутанный в белое каскадообразное одеяние, стоял на валуне с простертыми к солнцу руками, в одной из которых был посох с золотым набалдашником в виде улыбающегося солнца. То был старейшина Адальбер, по традиции открывавший новый день общины Валлей приветствием Небесного Владыки.

– Приветствуем тебя, приветствуем! – поддержали старейшину сотни голосов.

– Твои сыны взывают к тебе за благословением – не будь тебя, не будет и света, приносящего нам жизнь и радость, – проговорил старейшина монотонным голосом.

– Благословения, благословения! – поддержали голоса.

Когда эхо улеглось, старейшина опустил руки и оглядел общинников внимательным взглядом, словно кого-то выискивая.

– Братья и сестры! – крикнул он, выдержав паузу. – Сегодня мы принимаем в свои ряды Килиана, сына Хари Бронхорста, славного юношу из клана Бронхорстов!

– Слава Хари Бронхорсту! Слава, слава! – громыхнули эхом голоса.

По обычаю предков, тот, кто имел за плечами шестнадцать зим, посвящался в воины, после чего должен был покинуть отчий дом и отправиться на службу

ко двору лорда-наместника Нортланда. Служба длилась два года, по истечении которых юноша возвращался в родное селение и получал право связать себя узами брака. С этого времени он становился полноценным членом общины, имеющим право на голос.

– Килиан, сын Хари Бронхорста, выйди и прими свою судьбу! – возвестил старейшина, продолжая всматриваться в толпу.

Над собранием повисла тишина, нарушаемая шумом вод Снакривера. Переглядываясь, общинники силились найти глазами юношу.

– Килиан, выйди и прими свою судьбу! – повторился старейшина,

уже начиная терять терпение.

– Никак, – раздался шепелявый голос в толпе. – Мальчишка проспал, или того хуже, наплевал на традиции предков.

То был Арвид Бронхорст, дядя Килиана, тот самый, что в свое время бросил вызов его отцу, в память от которого получил сломанный нос и выбитые передние зубы. Большеголовый, с брюшком и небольшого росту, он мало походил на воинов из клана

Бронхорст.

– Ты что, совсем сдурел!? – возмутился седовласый сосед Арвида, Дамиан Бронхорст, приходившийся ему дальним родственником. – Килиан достоин своего отца, и на твоем месте я бы попридержал язык.

– И не ровен час, – поддержал Дамиана бритоголовый великан Торан Бронхорст, в котором было росту под восемь футов. – Когда-

нибудь Килиан возглавит клан Бронхорстов.

– Поживем, увидим, – сказал Арвид, чьи слова потонули в гуле голосов, приветствовавших Килиана.

Пробираясь сквозь толпу, он так и сыпал улыбками, отвечая на приветствия и хлопки по плечу.

– Килиан, сын Хари Бронхорста, выйди и прими свою судьбу! – в третий раз прокричал старейшина.

Выйдя из толпы, Килиан поклонился солнцу, выглянувшим из-за гребня Черной скалы.

– Приветствую тебя, старейшина, – сказал он, приложив руку к сердцу.

Обойдя валун, Килиан взбежал по камням и встал рядом со старейшиной.

– Кто имеет слово против Килиана, пусть говорит, – сказал старейшина. – Кто не имеет слова, пусть молчит.

По обычаю, любой мог выступить против принятия юноши или девы в ряды общины, если считал их недостойными этой чести. Для этого нужно было молвить слово, поклясться кровью и привести свидетеля неблаговидного поступка. Если таковой несогласный обнаруживался, то у подозреваемого было два пути – либо согласиться с обвинением и покрыть себя позором, либо выступить в защиту своей чести и сразиться с обвинителем в кулачном бою.

– Нет таких! – крикнул Торан.

– Ну, чего стоишь, молви слово, – ухмыльнулся Дамиан, толкнув локтем Арвида. – Я знаю, что ты очень этого хочешь.

– Вот еще, ничего я не хочу, – пробурчал Арвид, стоявший чернее тучи.

– Правильно, иначе остальных зубов не досчитаешься, – улыбнулся Дамиан, обнажив ровный ряд белоснежных зубов, словно издеваясь над родственником.

Метнув гневный взгляд в Дамиана, Арвид протиснулся вперед, дабы не иметь неприятного соседства.

– Обиделся, – хохотнул Торан.

– Дурак, что с него взять, – пожал плечами Дамиан.

Переглянувшись, они потеряли к Арвиду всякий интерес, обратив все внимание на старейшину и Килиана.

– Килиан! – возвестил старейшина, положив руку на плечо юноши. – Объявляю тебя своим братом и братом всех братьев и сестер общины Валлей, да прибудут с тобой Боги!

Поклонившись старейшине, Килиан повернулся к толпе и шагнул

вперед.

– Братья, да прибудут с вами Боги! – воскликнул Килиан под гул одобрения.

– Килиан…

– Да, старейшина!

– Килиан, сынок, прими меч отца своего, – сказал старейшина, протягивая юноше кожаную портупею с ножнами и двухфутовым мечом, некогда принадлежавшим самому Хагальду Бронхорсту.