Долина смерти
Шрифт:
Мы собираемся в дальней части хижины, как можно дальше от Рэда, насколько позволяет замкнутое пространство, все вооружены.
— Нам нужен план, — говорю я через некоторое время. — Мы не можем оставаться здесь бесконечно, ожидая, что произойдет.
— С первым светом, — соглашается Дженсен. — Мы уходим с первым светом, направляемся обратно к ранчо.
— Мы будем в безопасности при свете? — спрашиваю я.
— Днем их редко увидишь.
— Откуда, черт возьми, ты это знаешь? — спрашивает его Коул. — Откуда ты знаешь все это дерьмо?
— Моя семья
— А он? — спрашивает Элай, кивая на Рэда. — Мы возьмем его с собой? Или просто уйдем и… оставим здесь? В таком состоянии?
Никто из нас не отвечает. Никто из нас не хочет озвучивать альтернативу.
Снаружи ночь все так же тянется, черная, ледяная, полная голодных теней. Внутри мы беспомощно наблюдаем, как Рэд меняется, как последние искры человечности гаснут с каждым вздохом. И ждем рассвета — времени неизбежных решений, времени, когда эти горы заберут еще одну душу в свою ненасытную пасть.
24
—
ОБРИ
Рассвет просачивается сквозь щели с трудом, нехотя. Бледный, слабый свет едва освещает ужас, поселившийся в хижине Бенсона. Рэд все еще прикован к балке, его превращение, кажется, завершено. Нет больше того человека, которого мы знали, есть только зверь — дикий, голодный, он рвется с цепи, а синие глаза следят за каждым движением. Он больше не говорит, только рычит и хрипит.
Мы не спали. Разве можно спать, когда всю ночь в окна кто-то скребется, а хижину наполняют нечеловеческие звуки, издаваемые Рэдом? Тишина между нами была напряженной, нарушаемая только шепотом о том, что делать дальше.
— Нам нельзя здесь оставаться, — говорит Дженсен. Кажется, это уже в десятый раз, и он мерит шагами крошечное пространство хижины, словно дикий зверь в клетке. — Мы — легкая добыча. Припасы на исходе, а по радио говорили, что погода ухудшится, и кто знает, сколько их там, вместе с Хэнком. Вчерашние звуки… это мог быть он, а могла быть целая стая. Мы не знаем.
— Мы можем отбиться, — устало говорит Элай, потирая глаза. Вид у него такой, будто он сам нуждается в помощи. — Мы даже не пытались их убить. Мы решили, что это сложно. А если нет?
— Возможно, — говорит Дженсен, — но я не хочу оставаться здесь, чтобы это проверить.
— А Рэд? — спрашивает Коул, кивая на связанную фигуру, на того, кто когда-то был его другом.
В хижине повисает тяжелое молчание. То, что остается невысказанным, давит на нас — мы не можем взять Рэда с собой, но и бросить его здесь, в таком состоянии, тоже не можем.
— Мы не можем его взять, — наконец говорю я, встречаясь взглядом с Коулом. — И не можем оставить его здесь таким.
В глазах Коула мелькает понимание.
— Ты хочешь его… добить? Как бешеного пса?
— Это уже не Рэд, — тихо говорит Дженсен, подходя ближе ко мне. От его присутствия становится немного легче. — Ты сам это знаешь, Коул. Он больше не человек.
Элай отворачивается, не в силах смотреть на то, во что превратился Рэд.
— Может, есть какое-то лекарство? — говорит он,
— Нет никакого лекарства, — сухо обрывает его Дженсен. — Мы все знаем, что нужно сделать.
— Тогда делай, — рычит Коул, в его голосе слышна боль и злость. — Убей его хладнокровно. Если ты так уверен.
Дженсен тянется к моему пистолету, но я останавливаю его, кладя руку ему на плечо.
— Нет, — говорю. — Это сделаю я.
Все удивленно смотрят на меня. Даже Рэд поднимает голову и злобно рычит.
— Тебе не нужно это делать, — говорит Дженсен тихо, качая головой. — Это не должно быть твоей ношей.
— Я из ФБР, — напоминаю я, и это признание все еще жжет нас обоих. — Меня учили, как поступать в таких ситуациях. И… — сглатываю, собираясь с духом. — И мне необходимо, чтобы вы все доверяли мне, если мы собираемся выбраться отсюда живыми. Поэтому я сделаю это. Возьму грех на душу. Чтобы не пришлось вам.
Не считаю нужным говорить о том, что я никогда раньше не убивала. Думаю, сейчас это будет лишним.
Дженсен пристально смотрит на меня, потом коротко кивает, и в его взгляде проскальзывает благодарность.
— Хорошо.
Он возвращает мой пистолет, и я понимаю, что после того, как убью Рэда, я его не отдам.
Если я убью Рэда. Я реально собираюсь нажать на этот чертов курок?
Но как я могу быть уверена, что он действительно умрет?
Когда подхожу ближе, синие глаза Рэда находят мои, и пистолет становится непомерно тяжелым. На мгновение мне кажется, что в них мелькает узнавание — крошечная искра того человека, которым он когда-то был, в ловушке этого чудовищного тела. Но затем, как будто свечу погасили, ее больше нет.
— Прости меня, — шепчу я, хотя знаю, что он не понимает, почему я должна это сделать. Я даже не уверена, что он вообще что-то понимает.
Смотрю на остальных и встречаюсь взглядом с Дженсеном. Его рот плотно сжат, и он едва заметно кивает.
Сделай это.
Все закрывают уши, я делаю глубокий вдох и молю вселенную о прощении. Вспоминаю своего отца. Вспоминаю своих коллег и о тех трудных решениях, которые им приходилось принимать, о жизнях, которые они отнимали. Думаю о том, как мне повезло, что я никогда раньше не оказывалась в такой ситуации.
И если я сейчас ничего не сделаю, то моя удача может закончиться.
Целюсь в центр лба, и палец давит на спусковой крючок. Выстрел оглушительным эхом разносится по хижине, лошади снаружи испуганно ржут. Чтобы наверняка, стреляю еще раз — в сердце.
Тело Рэда обмякает и повисает на веревках, неестественный блеск в глазах гаснет. Я смотрю на него несколько долгих мгновений, убеждаюсь. Мы все убеждаемся.
Он мертв.
Коул отворачивается, плечи его напряжены, он крестится. Элай что-то бормочет, похожее на молитву. Дженсен молчит, но кладет руку мне на плечо, коротко сжимает в знак поддержки, а потом идет помогать остальным собираться в дорогу.