Долина смерти
Шрифт:
— Насколько все плохо? — хрипит Рэд. Кажется, ему все равно, что я коп. Впрочем, чего еще ожидать от человека, который на пороге смерти?
Черт возьми. Нельзя думать об этом. Нельзя сдаваться так рано. У него еще есть шанс. Но он потерял слишком много крови, и мы застряли в этой богом забытой глуши. Ему нужен укол от столбняка, укол от бешенства, антибиотики… черт возьми, все, что угодно! Инфекция уже прогрессирует, и я не знаю, как нам успеть доставить его в город.
Но главный вопрос не дает мне покоя. Вопрос, который терзает Дженсена и Элая: Рэд и Коул
Или Рэду просто повезло, что он сумел отбиться?
Можно ли это вообще назвать везением?
— Я видела и хуже, — говорю я, глядя Рэду в глаза. Лгу, не моргнув глазом, и осторожно снимаю пропитанную кровью повязку, чтобы оценить масштаб повреждений.
— Не ври, — усмехается он, и его смех переходит в мучительный кашель. — Я… я стану таким же, как Хэнк?
— Не неси бред, — огрызается Коул из своего угла. Он сидит, словно парализованный, прижавшись спиной к стене. — Хэнк просто сошел с ума и укусил тебя. Он не зомби.
Но вопрос Рэда повисает в воздухе без ответа. Я не знаю, что с ним происходит, не знаю, распространяется ли сейчас голод по венам Рэда, преображая его изнутри, или это вообще не так работает. Все, что я знаю, — это медицинские факты: учащенный пульс, кожа то горит от лихорадки, то становится липкой от пота, зрачки расширены, несмотря на свет лампы.
Тук, тук, тук.
Опять кто-то у окна.
Каждый удар, кажется, вот-вот разорвет мои нервы, и, глядя на других, я вижу, что они чувствуют то же самое.
Тук, тук, тук.
— Мы сделаем все возможное, — говорю Рэду правду и изо всех сил стараюсь не обращать внимания на опасность, притаившуюся снаружи.
Краем глаза я вижу, как Дженсен ходит возле двери, мой пистолет заткнут за пояс его брюк. Он нужен мне сейчас больше, чем когда-либо, и все же я потеряла его доверие, вероятно, навсегда. В конце концов, мы оба лжецы. Оба хранили секреты, полагая, что поступаем правильно. Это должно было бы создать своего рода равенство между нами, но вместо этого лишь углубило пропасть.
Снаружи ветер стих, и стук в окно стал более отчетливым. Хэнк — или то, во что Хэнк превратился, — все еще там, все еще пытается проникнуть внутрь. Все еще голоден.
И, возможно, он не один.
Рэд судорожно вздрагивает, его пробирает сильная дрожь, от которой мои руки едва не отлетают от его раны.
— Холодно, — бормочет он, стуча зубами. — Почему здесь так чертовски холодно?
В комнате достаточно тепло, а это значит, что ему становится хуже, и очень быстро.
— Принесите ему одеяло, — говорю я ровным голосом. — И алкоголь, если у нас есть. Чтобы выпить. Это согреет его изнутри.
Я даже не уверена, правда ли это, но звучит убедительно.
Коул неохотно двигается, доставая из своего рюкзака побитую флягу и бросая ее Элаю, а не передавая мне напрямую.
Элай отдает виски, и я прошу его поддержать голову Рэда, пока я вливаю виски между его сухими и потрескавшимися губами.
— До дна, — говорю я ему.
Рэд глотает, кривясь от вкуса.
— Гадость, — бормочет он.
— Без жалоб, — упрекает его Дженсен с легкой улыбкой. — Мы отдаем тебе свои запасы.
Затем он смотрит на меня, ожидая ответа, и кивает в сторону кроватей.
Я киваю и говорю Элаю промыть рану свежекипяченой водой, затем отхожу от Рэда и следую за Дженсеном, подальше от чужих ушей.
— Сколько ему осталось? — спрашивает Дженсен тихим и хриплым голосом.
— Не знаю, — признаюсь. — Я никогда раньше ничего подобного не видела.
— Точно? Я уже не знаю, чему верить.
— Я не врач. У меня нет всех ответов.
— Ты хочешь ответов, агент Уэллс? — возражает он, с горечью выделяя мое звание. — Их нет. Как только голод начинает распространяться. Ты видела, кем стал Хэнк. К утру Рэд станет таким же.
Рэд издает звук, наполовину смех, наполовину рыдание. Видимо, мы не так уж и далеко отошли.
— Ну, просто ахуенно, — говорит он хриплым голосом. — Пережил пятнадцать лет работы на ранчо, драки в барах и дерьмо от Маркуса, чтобы в итоге стать едой для зомби в горах.
— Ты не зомби, — твердо говорит Элай, меняя повязки. — С тобой все будет в порядке.
Но в ложь становится все труднее верить.
Снаружи снова начинается стук в окно, на этот раз более настойчивый. Три быстрых удара, пауза, затем еще три. Почти как азбука Морзе. Сообщение, пытающееся пробиться наружу.
— Кажется, он издевается над нами, — бормочет Коул, нервно поглядывая на окна, занавески не дают нам увидеть, что там снаружи. — Пытается залезть к нам в головы.
— Или пытается общаться, — предполагаю я, хотя от этой мысли по спине пробегает холодок. Если Хэнк сохранил рассудок, чтобы попытаться передать сообщение, что еще он может помнить? Какие части его человечности могут быть е целы, запертые внутри чудовищной оболочки?
Если дело дойдет до крайности, можно ли с ними договориться?
Или это станет нашей последней, роковой ошибкой?
Дыхание Рэда внезапно меняется, становится более частым, более поверхностным. Его глаза, когда они открываются, смотрят в никуда, бегая по комнате, словно выслеживая движение, которого нет.
Я бросаюсь к нему.
— Что-то не так, — говорю я, прикладывая пальцы к его шее, чтобы проверить пульс. Бешеный, неустойчивый. — У него резко подскочила температура.
Прежде чем кто-либо успевает среагировать, Рэд кричит:
— Боже, спаси нас всех! — и его тело напрягается, спина выгибается дугой над столом в жестоком припадке. Его ноги дергаются, едва не пиная Дженсена в грудь. Его руки хаотично размахивают, раненая задевает лампу, и та падает на пол. Элаю удается подхватить лампу, чтобы не разлился керосин, но хижина погружается в полумрак, свет исходит только от догорающих углей в печи.