Долина смерти

Халле Карина

Умный лидер. Опасный.

Краем глаза замечаю движение — Обри обходит хижину, держась в тени, двигаясь с впечатляющей скрытностью, несмотря на усталость. Она приседает там, наблюдая за мной.

Мы ждем, пока последний из голодных не войдет в хижину. Это наш момент — лучший шанс, чтобы поджечь ловушку с максимальным эффектом.

«Сейчас», — думаю я, и машу Обри. Я бегу к двери, задвигаю планки и закрепляю их. Этот звук привлекает рычание и шаги изнутри, и у меня едва хватает времени, чтобы поджечь пропитанную топливом ткань. Яркая вспышка на мгновение

освещает крыльцо, прежде чем я ныряю обратно в темноту.

Огонь мчится по фитилю, как яркий змей ползет к хижине с голодным намерением. Взрыв оказывается сильнее, чем я ожидал, — от воспламеняющегося топлива чуть не срывает дверь с петель. Пламя охватывает вход за считанные секунды, быстро распространяясь по пропитанной керосином древесине, голодные языки пламени взбираются по стенам и тянутся к крыше.

В то же время я слышу, как разбивается стекло, и еще один взрыв с другой стороны хижины — Обри бросает свою бомбу с горючей смесью внутрь мансарды.

Голодные реагируют с мгновенной паникой — нечеловеческие крики наполняют ночь, когда они обнаруживают, что оказались в ловушке в этом аду. Некоторые пытаются сбежать через горящую дверь, но их отбрасывает назад интенсивность пламени. Другие карабкаются к окнам, царапая доски, которые мы закрепили, чтобы не замерзнуть. Несколько пытаются пролезть через те, которые они уже сломали, пытаясь добраться до нас, но их так много, что они толпятся, корчатся, застревают, а пламя охватывает их сзади.

— Это работает, — выдыхает Обри рядом со мной, ее лицо освещено разгорающимся пламенем. В ее выражении нет триумфа, только мрачное удовлетворение, когда огонь поглощает хижину — и тело ее сестры вместе с существами, которые ее изменили. Элай, Рэд, Хэнк, может быть, и Коул тоже.

Крыша загорается, и вся постройка превращается в маяк в ночи, отбрасывая дикие тени на заснеженную поляну. Крики изнутри становятся все более безумными, а затем начинают стихать, когда голодные поддаются единственному, что может их по-настоящему уничтожить.

На наших глазах горящая крыша полностью обрушивается, отправляя фонтан искр и углей в ночное небо. Главная конструкция рушится следом, стены падают внутрь, вся хижина превращается в горящую груду бревен.

— Нам пора, — говорю я. — Спустимся вниз, пока не взойдет солнце. Найдем помощь.

Она кивает и собирается что-то сказать, когда громкое рычание прорезает рев пламени.

36

—

ДЖЕНСЕН

Этот звук — первобытный и голодный. Обри и я одновременно разворачиваемся в его сторону, сжимая оружие в руках. Там, освещённый адом, которым когда-то была хижина, стоит Адам — его бледная фигура отчётливо видна на фоне танцующего пламени, а глаза отражают неестественный голубой свет.

— Его не было внутри, — выдыхает Обри, и в её голосе слышится неверие. — Он понял, что это ловушка.

Или сбежал.

Но сейчас нет времени думать о провале нашего плана. Адам бросается к нам с неестественной скоростью, преодолевая расстояние за считанные секунды. Я толкаю Обри в сторону и уклоняюсь, едва избежав его первой атаки, когтистые руки рассекают воздух в том месте, где я только

что стоял.

— Беги! — кричу я и вскидываю винтовку.

Обри проворно вскакивает на ноги, и её пистолет уже наведён на Адама, который разворачивается для следующей атаки. Её первый выстрел пронзает ночную тишину, попадая ему в плечо. Удар разворачивает его, но не замедляет.

— Нам нужен огонь! — кричу я.

Адам растягивает губы в усмешке, обнажая зубы, слишком острые. В отличие от бессмысленных рычаний других голодных, в его глазах видна сообразительность. Он хищно кружит вокруг нас, горящая хижина за нашими спинами, он использует её в качестве щита против любых попыток загнать его в пламя.

— Лейни сражалась с тобой три года, — говорит Обри, её голос ровный, несмотря на ужас, который, я знаю, она чувствует. — Мы закончим то, что она начала.

При упоминании имени Лейни лицо Адама искажается, из глубины его груди вырывается утробное рычание. В его чертах мелькает что-то, что можно было бы назвать горем, если бы оно не было настолько извращено голодом. Он наклоняет голову тем неестественным образом, который я уже привык ассоциировать с голодными, изучая Обри с хищным вниманием.

— Ты издевался над ней, — рычу я, и гнев, который я всё это время сдерживал, наконец находит выход. — Контролировал её. Превратил её в чудовище. И теперь ты сгоришь, как и все остальные. Я надеюсь только на то, что она обретёт истинный покой.

Я стреляю ему по коленным чашечкам, надеясь замедлить его, выиграть немного времени, чтобы подумать. Пуля разрывает его колено, кровь и кости разлетаются в стороны, и он ненадолго теряет равновесие. Обри пользуется этим моментом и отбегает к упавшему дереву, чтобы хоть немного скрыться.

Адам резко вскидывает голову, его ноздри раздуваются, и он яростно втягивает воздух. Его взгляд с бешеной яростью приковывается к Обри. Кровь МакАлистеров… Он чует её запах в ней.

— Мы покончим с этим прямо здесь и сейчас! — произносит она ледяным тоном, прицеливаясь ему прямо в голову.

В ответ Адам издаёт жуткое рычание и снова готовится к нападению. Я крадусь к упавшей ветке — если мне удастся поджечь её в пламени, то у меня хотя бы будет какое-то оружие.

Он видит мои намерения, его ледяные глаза следят за каждым моим движением. И бросается вперёд, но на этот раз на Обри… Возможно, он просто считает, что она представляет большую угрозу, ведь она умеет обращаться с оружием. А может быть, им движет только безумная жажда крови МакАлистеров, которая течёт в её венах.

Обри стреляет, попадая ему прямо в глаз. Удар шатает Адама, черная жидкость брызжет из того, что осталось от глазного яблока, но он продолжает идти. Она уклоняется в последний момент, перекатываясь по снегу.

Я понимаю, что это мой шанс. Хватаю обломок ветки и несусь к догорающей хижине. Если я смогу её поджечь, у нас появится шанс — пылающее оружие, способное нанести необратимый урон монстру, стоящему перед нами.

Но Адам чертовски быстр. Он разворачивается, чтобы перехватить меня. Его когтистая рука рвет мою куртку, и я лечу на землю, как тряпичная кукла. Я падаю, воздух выбивает из легких от удара, ветка вылетает из моей хватки.