Дом аптекаря
Шрифт:
В другой стояло несколько картонных ящиков, набитых старыми иллюстрированными журналами. Заходить Рут не стала, удовлетворившись беглым осмотром.
Еще один лестничный пролет.
На самый верх.
Снова две двери, передняя и задняя.
Комнаты здесь напоминали ту, чердачную, которую она занимала в отеле «Онна»: скошенные стены, балки под крышей, крошечное окошко с видом на канал. И никакой мебели, только шаткий деревянный стул да стопка газет на полу. Рут развернула одну газету и положила на потертое сиденье.
Села.
Луч фонарика выхватил из темноты небольшой камин и полку над ним. В окно был виден колокольчик
Воспользовавшись тем, что Рут притихла, Принчипесса вспрыгнула ей на колени.
Рут нравилась сонная тишина старого дома. Здесь ничего не трещало, не скрипело, да и сам дом стоял прочно и уверенно, не шевелясь. Здесь были высокие потолки, даже в чердачной комнате. И хотя никакой практической цели лишний объем не служил, психологически он создавал ощущение пространства и свободы. Лидия, правда, жаловалась на сырость, однако, на взгляд Рут, здесь было вполне сухо.
Она погладила кошку по спинке, и та закрыла глаза и заурчала от удовольствия.
Рут подумала, что, пожалуй, легко привыкла бы к жизни в нормальном доме, хотя многие из ее друзей приходили в восторг, когда она упоминала, что живет на барже. Дом был как будто другим существом, с иной кожей, сердцебиением, внутренностями и глазами. Здесь первый этаж еще нес отпечаток личности Лидии, но чем выше, тем меньше встречалось следов последних десятилетий.
Больше всего Рут нравилось быть высоко над землей.
В этой мансарде с квадратным, как рама для картины, окошком, так не похожим на круглые, вечно затянутые паутиной иллюминаторы, она упивалась ощущением отстраненности от мира. И в то же время в комнате ощущалась странная, непонятная вибрация.
Рут вздохнула, представив, сколько времени уйдет на то, чтобы обшарить все эти помещения в поисках писем, взяла на руки котенка и спустилась вниз.
Лидия все еще посапывала в постели.
Рут прошла на свою половину и поднялась в спальню. Чистые, свежие простыни. Обогреватель, разогнавший недавнюю сырость.
Да, она будет спать здесь.
А вот Принчипесса предпочла остаться в гостиной. Рут оставила включенной настольную лампу, и кошка свернулась прямо на столе, в теплом круге света. Мягко тикали заведенные хозяйкой старинные настенные часы. Рядом с уснувшей кошечкой лежал перевязанный розовой нитью бумажный шарик.
Может быть, из-за света бумага казалась старой, с желтоватым оттенком. Тот, кто присмотрелся бы внимательнее, заметил бы на ней выцветшие письмена. Но Принчипессе не было дела до таких мелочей. Кончик ее черного хвостика время от времени подергивался во сне.
Мысли ее, несомненно, витали в куда более высоких сферах.
Глава девятнадцатая
Рут опоздала, а потому, проскользнув в зал, сразу же подсела к Майлсу под укоризненным взглядом хранителя времени Каброля.
Пленарная сессия проходила в зале заседаний музея Стеделейк, увешанного большими полотнами абстракционистов. Окна выходили на Музеумплейн и превращенную во временный каток площадку, заполненную любителями покататься на коньках.
Картина ван дер Хейдена стояла на огромном деревянном мольберте в дальнем углу помещения.
Рут скользнула взглядом по лицам членов бюро комитета. Кроме ее коллег, здесь присутствовали представители Инспекции по культурному наследию, Института истории искусства, Института военной документации, Еврейского исторического музея,
Пара лиц были ей не знакомы.
Каброль явился в красном шелковом шарфе, приберегаемом для официальных мероприятий.
Майлс сунул в руки Рут листок с повесткой дня. Похоже, один пункт она уже пропустила — дебаты по бывшим коллекциям Маннхеймера, Ланца, Кенигса и Гутманна. Следующим значился «НК 352», фамильная реликвия Лидии.
— Таким образом, сомнений относительно происхождения ни у кого нет, — перелистывая страницы, говорил Каброль. — А вот в отношении права собственности полной ясности не существует. Нами четко установлено происхождение картины. Мы хорошо осведомлены о ее перемещениях в военное время. С вашего позволения, я коротко напомню ее историю в этот период. — Члены бюро согласно закивали. — Во время оккупации потомки художника, будучи наполовину евреями, передали картину в доверительное хранение. Хранитель — его имя Эммерик Скиль — продал ее нацистам. Скиль утверждает, что сделать это его принудили. Потом она попала в Альт-Аусзее. После окончания боевых действий картину передали в Мюнхенский коллекционный пункт. На обратной стороне артефакта имеются подтверждающие это отметки.
— У нас есть также регистрационные документы, — добавил с места Тиммерманс, — и выписки из транспортной фирмы «Де Грюйтер», которая работала непосредственно на Мюльманна.
— Спасибо, Питер. В Голландию картина вернулась в 1946-м, и вот тогда уже начались проблемы. После войны Скиль предложил семье ван дер Хейденов признать факт принудительной продажи. Он утверждает, что Сандер ван дер Хейден принял от него тысячу флоринов наличными в качестве компенсации. Впоследствии Сандер умер. Единственная живая представительница семьи ван дер Хейденов, сестра Сандера, заявляет, что они отказались от предложенной Скилем сделки на том основании, что он присвоил бОльшую часть суммы, полученной от Хофера или Мидля. Другими словами, речь идет о несправедливом обогащении. Обе стороны считали картину пропавшей до того дня, когда она была выставлена для обозрения в прошлом году. Тогда же Лидия ван дер Хейден, как прямой потомок художника, и хранитель картины в военное время, Эммерик Скиль, опознали работу и подали взаимоисключающие претензии. — Каброль оторвался от бумаг. — Voila, voila [18] .
18
Вот-вот (фр.).
Слово взял худощавый мужчина с козлиной бородкой, представлявший Институт истории искусства.
— Если происхождение установлено, то почему процедура заняла так много времени?
Каброль втянул щеки и размял длинные пальцы.
— После возвращения из Германии картина выставлялась в музее Мауритсхейс в Гааге и в Центральном музее в Утрехте. Это было в 1946-м. Как вы понимаете, если человек не связан со сферой искусства, то вряд ли он в курсе таких событий. Это во-первых. Во-вторых, по тогдашним правилам претендент был обязан возместить все финансовые затраты комиссий, что помешало многим бывшим владельцам выступить с исковыми заявлениями. Сейчас мы не столь строги в этих вопросах.