Дом для демиурга Том 2: Реальность сердца

Kriptilia

Для чего, по мнению барона Литто, Саннио нужно было выслушать всю эту перебранку, он так и не понял, а спрашивать не хотелось. Вообще ничего не хотелось. Интересно было послушать госпожу Эйма, и многое стало понятно - но опять все то же. Герцог Скоринг, боги и чудеса. Чудеса, боги и герцог Скоринг, которому они мешают - невесть зачем, невесть почему... герцог Скоринг, видимо, не настолько дурной человек, как казалось раньше - на его счету только два деяния, которые ему нельзя простить ни при каких обстоятельствах, да и те в рамках личной вражды с Реми.

Только где тот герцог Скоринг, со всеми его достоинствами и недостатками, и не поздно

ли уже их обсуждать? Гораздо важнее, для чего ему понадобилось потрясать основы мира. Дядя же явно знает; знает - и скрывает от всех...

"Надоело, - подумал Саннио, отправившийся спать сразу после разговора с Клариссой.
– Надоели загадки без разгадок, секреты и тайны, и неожиданные поступки, и подлые выходки тех, кому доверяешь..."

Утро не оказалось мудреней вечера. Ни вчерашние злость и досада, ни отвращение к проклятым загадкам и скрытным родственникам никуда не делись. Узнав от Ванно, что герцог зовет племянника к себе, молодой человек скрипнул зубами, старательно оделся и отправился в кабинет. Жаль, что не удалось позавтракать, и жаль, что вообще зачем-то понадобился герцогу и родственнику...

Герцог, судя по всему, и не ложился, и костюм не менял со вчерашнего вечера. Более того, если вчера в дом явился серый призрак, то ныне у окна сидела черная тень. Занималась сия тень престранным делом: в одной руке держала свечу, а на ладонь другой капала жидким воском, стекавшим из углубления вокруг фитиля.

Саннио передернулся.

– Переоденьтесь в дорожное платье, соберите багаж, - приказал герцог.
– Мы едем сперва во дворец, затем в Тиаринскую обитель. Вернемся не раньше завтрашнего вечера. Нашим спутникам - карету, я поеду верхом, вы - как хотите.

– Что за спутники? Монахи?
– наследник вспомнил слова архиепископа Жерара.

– Да, мы заберем их с патриархова подворья по дороге.

– У вас будут для меня другие распоряжения?
– очень, очень хотелось подойти, вырвать дурацкую свечу и воткнуть ее на положенное место, в шандал, но недоставало смелости; на вопрос, чем герцог Гоэллон занимался всю ночь, ее тоже не хватило.

Смелости - или желания?

"Я не вхожу в охраняемое вами стадо, и это не подлежит обсуждению"?

Вот и славно, достойный повод не делать ничего.

– Никаких. Вы чего-то ждете?

– Нет, господин герцог.

Только отчего-то стыдно, противно и вспоминается полученная еще по весне оплеуха: "К тому же я за вас испугался..."

– Дядя...
– пять шагов вперед, забрать эту клятую свечу, затушить и бросить под ноги, поймать ледяные, как сосульки, ладони... и понять, что даже малейшего сопротивления не было!
– Что? Вы? Делаете?

– В общем-то, пытался прийти в себя перед дорогой, - со вздохом поднял на него глаза герцог.
– А вы, наказание этакое, мне помешали.

– Зачем - так?

– Есть такое пренеприятнейшее таинство - прозрачная исповедь, - задумчиво ответил дядя.
– Надеюсь, вам никогда не придется к нему прибегать. После нее знаешь все собственные помыслы, до последней случайной мысли. Но стоит эта ясность весьма дорого.

– Собственные?
– Саннио опешил. Если бы другого, особенно, врага - а свои зачем?

– Вам еще, должно быть, не приходилось сомневаться в себе самом, сомневаться до той степени, что требует услышать от других - нет, ты понимаешь, что и зачем хочешь сделать, и в этом нет зла...

– Вы даже не ложились!
– услышанное

было слишком уж непонятно, и что с этим делать, наследник не знал. Услышал, запомнил - но верных слов в ответ подобрать не смог, да и не было у него таких слов, чтобы ответить герцогу Гоэллону.

– Я обещал Реми выехать сегодня, и обещание это сдержу. Не беспокойтесь, драгоценнейший мой, сил у меня хватит, - дядя деликатно высвободил руки.
– Идите, собирайтесь.

Дорога до Тиаринской обители Саннио уже была знакома до скуки, мелкий дождик зарядил с самого утра - и спасибо, что не ливень, так что он предпочел составить компанию монахам. Герцог Гоэллон с упорством безумца гарцевал верхом, порой скидывая капюшон и подставляя лицо под водную пыль. Племянник к нему не приставал, смутно предполагая, что капли дождя несколько лучше, чем горячий воск, а любимый родственник, может быть, понимает, что делает.

По крайней мере, хотелось на это надеяться.

Волновал молодого человека вопрос, бывший поважнее, чем сиюминутная причуда, которая могла привести разве что к простуде: дядя замыслил нечто, глубоко непонятное, рискованное и странное. И он, и герцог Скоринг замахнулись на то, чего до сих пор не касались помыслы смертных... конечно, если не считать "заветников", но вот тут-то и была одна маленькая удивительная для него деталь.

Если верить архиепископу Жерару, то бывший регент хотел лишь власти, и чтобы эту власть получить, готов был связаться с кем угодно - с еретиками, подлецами, убийцами; глава Ордена сурово отчитал тех, кто подумал иначе и объявил это делом человеческим, запретил вмешиваться в высшие сферы... и ошибся. Ошибся сам и заставил ошибиться всех остальных. Власть регенту нужна была лишь на время, и на время очень краткое - добившись некой цели, Скоринг с легкостью передал бразды правления и законному наследнику, и тем, кто стремился вернуть его на престол. Реми и Фиору Алларэ - да и вообще "малому королевскому совету". Позаботился он и о будущем - оставил тетрадь, где четко, словно для малых детей были прописаны планы указов. Даже подлинный венец велел передать лично в руки архиепископу, показав тем самым, что отлично знал, где "укрывают" принца Элграса. Хотел бы Саннио видеть лицо Жерара в тот момент...

Еще он приволок какие-то загадочные средства против болезней и вещи для моряков. Чтобы, когда навигаторы останутся бессильны, не прервалась торговля. Значит, ему нужно это будущее, о котором он тщательно позаботился.

О будущем. Будущем, которого, будь скориец подлинным "заветником", у мира быть не могло: те призывают в мир Противостоящего, цель которого - уничтожение всего сущего.

Из чего явственно следует, что либо Противостоящий за несколько тысяч лет перевоспитался и больше такового не хочет (что похоже на анекдот), либо Церковь изначально ошибалась на его счет (что чуть больше похоже на правду), а загадочный вечный враг человечества всего-то хочет устроить переворот на Престоле Небесном.

И многострадальные "заветники" ему нужны ровно так же, как герцогу Скорингу: Жан-болван, подай стакан, нарежь лимон, убирайся вон...

Тут Саннио хихикнул; монахи не обратили внимания. Оба брата, один в алом, другой в сером, выглядели ничуть не лучше герцога Гоэллона. Они тихо дремали, накрывшись пледами, даже смех их не разбудил. Надо понимать, пресловутое таинство "прозрачной исповеди" было не из приятных, и всем троим участникам пришлось невесело.

Ну и для чего этот небесный переворот?!